Расчувствовались константинопольские богатеи, развязали кошели и выложили 146 лир. А вдруг он сейчас упомянет об этом? Прощай тогда всё — и богатство Хаджи Иванчо, и сама жизнь. Но Левский отвел от него взгляд и впился глазами в мешок, сваленный у ног председательствующего. Там были документы, протоколы заседаний комитета, типографски отпечатанные уставы, листовки, воззвания. А рядом с мешком аккуратно, как в лавке, разложены вещественные доказательства: две бельгийские винтовки, револьверы, французское ружье и черкесские кинжалы.
Али Саиб заговорил:
— Имя?
— Васил, Иванов сын, родом из Карлова. Лет от роду тридцать шесть. Люди называют меня еще Дьяконом Левским.
— А еще называешься ты Дервишооглу Арсланом. И Кешиш Пырваном пишешься. Для чего у тебя столько имен?
— Для разнообразия! — ответил Апостол, и легкая усмешка пробежала по его лицу.
— Из бумаг, обнаруженных у арестованных мятежников, явствует, что ты — один из главных руководителей Временного правительства Болгарии…
— Из каких бумаг? — прервал его Левский.
Паша медленно нагнулся, развязал мешок и вытряхнул на пол его содержимое. Затем выдвинул ящик своего стола и достал оттуда целую пачку фотографий Каравелова, Ангела Кынчева, Обшти, Левского.
— Кто из них знаком тебе?
— Все и никто, — ответил Левский.
Паша в растерянности оглянулся на остальных судей: он не понял, что хотел этим сказать подсудимый.
— А достопочтенного Димитра Обшти знаешь? — закричал Али Саиб.
— Нет! — резко бросил в ответ Левский.
Тогда председательствующий знаком приказал ввести Димитра Обшти. Когда виновник налета на орханийскую почту вошел в залу, Левский исподлобья взглянул на него и стиснул зубы. Димитр Обшти начал давать пространные показания о Левском, о его деятельности и его сподвижниках. Апостол слушал, слушал и наконец не выдержал. Вскочил и, весь дрожа от гнева, плюнул предателю в лицо. Председательствующий приказал увести Обшти. И когда гнев Левского утих, Али Саиб-паша продолжал допрос:
— Кто твои соучастники в городах и селах?
— Их миллионы — весь болгарский народ.
— Какие цели ставило перед собой Временное правительство?
— О них сказано в нашем Уставе.
— Какими путями ваше правительство намеревалось достичь своих целей?
— О них сказано в Воззвании.
— По чьему указанию совершались политические убийства? — поднялся Шакир бей эфенди.
— По моему! — прозвучал голос того, кто решил всю ответственность взять на себя.
— А кто исполнял твои приказания? — снова спросил бей.
— Люди, на которых это было возложено.
— Кто они?
— Я их не знаю.
Бей опустился на место. Твердость этого непреклонного революционера поразила его. Затем встал софийский мютесариф Махмуд Мазхар-паша.
— Пусть подсудимый скажет, у кого куплены бельгийские винтовки.
— У торговца, который продавал их, — ответил «Невский.
— На какие деньги?
— На деньги организации.
— Кто вам их дал?
— Все и никто.
— Где находится Временное правительство?
— Всюду и нигде.
Мазхар-паша пожал плечами и сел, глубоко задетый ответами подсудимого. Тогда встал Хаджи Иванчо Пенчович.
— Разве мало вам было свободы религии, дарованной нам всемилостивейшим падишахом, что вы принялись бунтовать народ против законной власти?
— Свобода религии — не более, чем жалкая подачка, которой могут удовольствоваться лишь старухи да холуйствующие чорбаджии. Болгарскому народу нужна политическая свобода, которую он завоюет революционным путем! — спокойно произнес Левский, внимательно разглядывая расшитый золотом мундир этого раскормленного султанского прихвостня.
— Раскаиваешься ли ты в смерти тех, кто был убит по твоему приказу?
— Не больше, чем раскаиваются турецкие аги, уничтожающие болгарский народ.
— Признаешь ли себя виновным?
— В той же мере, в какой признают себя виновными турецкие судьи, когда приговаривают человека к смерти и велят палачу вздернуть его на виселицу или же отрубить ему голову.
— Будешь ли просить султана о помиловании?
— Милости ни у кого не прошу![9]
Али Саиб-паша поднял вверх руку и хриплым голосом провозгласил:
— Приговор!
— Виселица! — крикнул Хаджи Иванчо Пенчович и вывел под приговором свою замысловатую подпись. Ему не терпелось поскорее затянуть петлю на шее этого бесстрашного мятежника, потому что, подобно еленскому чорбаджии и церковнику Николе Михайловскому, Хаджи предпочитал быть последним стражником в Багдаде, нежели первым человеком в свободной Болгарии.
9
Часть показаний Левского на суде приведена по книге Стояна Заимова «Дьякон Васил Левский».