Выбрать главу

Увидел я: не нужно быть искусным, Стараться красноречьем покорить.

С ней и веселым можно быть и грустным.

С ней, как с самим собою, говорить.

10

А все, что было свойственно мне раньше, О чем пришлось мне нынче рассказать, Весь тот налет мальчишества и фальши

Хоть не исчез, но начал исчезать.

И это было как столпотворенье, Как в полночь свет ликующего дня, Достойное Филатова прозренье, Внезапно поразившее меня.

Упала с глаз мешающая сетка,

И яркий мир предстал передо мной, И даже белобрысая соседка

Мне показалась милой и смешной.

Влюбленная в заслуженных артистов, Она сидела около окна

Вся сплошь в таких веснушках золотистых, Как будто впрямь на улице весна...

Быть может, раздавались за стеною

Звонки трамваев, чьи-то голоса.

Не слышал я. Сияли предо мною

Почти родными ставшие глаза.

Раздумье их, улыбку и слезу их

Я так пойму, я так смогу им внять, Как даже твой хваленый Коля Зуев

Не смог бы, мама, этого понять.

Произносил красивые слова я

И в школе и порою на войне,

Едва ли даже смутно сознавая, Какие чувства кроются во мне.

Прошедшая дорогою военной

Была нелегкой молодость моя.

Но тут я глубже понял жизни цену

И смысл того, что мог погибнуть я.

1951

11

СЕРДЦЕ

Я заболел. И сразу канитель:

Известный врач, живущий по соседству, Сказал, что нужно срочно лечь в постель, Что у меня весьма больное сердце.

А я не знал об этом ничего.

Какое мне до сердца было дело?

Я попросту не чувствовал его, Оно ни разу в жизни не болело.

Оно жило невидимо во мне,

Послушное и точное на диво.

Но все, что с нами было на войне, Все сквозь него когда-то проходило.

Любовь, и гнев, и ненависть оно, Вобрав в себя, забыло про усталость.

И все, что стерлось в памяти давно, Все это в нем отчетливым осталось.

Но я не знал об этом ничего.

Какое мне до сердца было дело?

Ведь я совсем не чувствовал его, Оно ни разу даже не болело.

И, словно пробудившись наконец, Вдруг застучало трепетно и тяжко, Забилось, будто пойманный птенец, Засунутый, как в детстве, под рубашку.

Он рвался, теплый маленький комок, Настойчиво и вместе с тем печально, И я боялся лечь на левый бок, Чтобы его не придавить случайно...

Светало... За окошком, через двор, Где было все по-раннему пустынно, Легли лучи. Потом прошел шофер, И резко просигналила машина.

И стекла в окнах дрогнули, звеня, И я привстал, отбросив одеяло, 12

Хоть это ждали вовсе не меня

И не меня сирена вызывала.

Открылась даль в распахнутом окне, И очень тихо сделалось в квартире.

И только сердце билось в тишине, Чтоб на него вниманье обратили.

Но гул метро, и дальний паровоз, И стук буксира в Химках у причала —

Все это зазвучало, и слилось, И все удары сердца заглушало.

Верней, не заглушало, а в него, В певучий шум проснувшейся столицы, Влились удары сердца моего,

Что вдруг опять ровнее стало биться.

Дымки тянулись медленно в зенит, А небо все светлело и светлело, И мне казалось — сердце не болит, И сердце в самом деле не болело...

...Ты слышишь, сердце?

Поезда идут.

На новых стройках начаты работы.

И нас с тобой сегодня тоже ждут, Как тот шофер в машине ждет кого-то.

Прости меня, что, радуясь, скорбя, Переживая горести, удачи,

Я не щадил как следует тебя...

Но ты бы сердцем не было иначе.

1952

ЗАПЕВАЛА

Рота шла по городу устало,

Пыль походов на плечи легла.

Но завел веселый запевала

Песню про геройские дела,

13

И мгновенно рота подровнялась, А случилось это потому,

Что она невольно подчинялась

Молодому голосу тому.

В нем гремели звонкие подковы, Сталь сверкала в яростном бою.

Обладатель голоса такого

Шел и пел, затерянный в строю.

И девчонке смуглой, что уселась

На ступеньках старого крыльца, Вдруг необъяснимо захотелось

Увидать поющего бойца.

И она с туманящимся взглядом

Поднялась, не видя ничего,

И пошла с пехотной ротой рядом

За звенящим голосом его.

И пошла за голосом куда-то

У знакомых встречных на виду, И ее заметили солдаты

И глаза скосили на ходу.

И казалось, вот он, запевала, Но солдаты грянули припев,

И девчонка медленно отстала,

Увидать героя не успев...

Но мотив солдатской песни славной

В памяти остался навсегда,

Да еще — как улицею главной

Рота шла в те давние года.

1952