Весны цветущие сады
История основана на реальных событиях.
Посвящаю светлой памяти В.
У старого двухэтажного кирпичного здания, построенного ещё в далёкие советские послевоенные года всегда было немноголюдно. Люди, словно опасались его и всегда суетливо обходили стороной, при этом как-то настороженно косясь на него, словно оттуда с минуты на минуту должен раздаться выстрел, который придётся им прямо в голову или какой-нибудь жизненно важный орган.
Более того, вокруг вышеуказанного сооружения ходил хороший такой десяток легенд, придающих ему ещё большей мрачности и нелюбви народа. И все эти россказни передавались из уст в уста, из поколение в поколение.
На самом деле всё было далеко не столь трагично. Данное здание было обычным учреждением здравоохранения – онкологическим диспансером, или же хосписом. Онкология не передаётся ни воздушно-капельным путём ни всевозможными другими, большинство прохожих это знали, но предпочитали «держаться от греха подальше».
Но у медали, как говорится, две стороны. По весне, в прекрасном мае месяце, это мрачное здание преображалось, хоть и нелюбви людей это ни капли не убавляло.
Главной причиной преображения являлось наступление солнечных дней и периода цветения плодоносящих деревьев: яблонь, вишен, груш. За самим зданием был обустроен парк, в котором часто проводили время пациенты диспансера, любуясь на невероятно красивые цветущие бело-розовым деревья и жадно вдыхали их упоительный аромат.
Когда поднимался сильный ветер, срывающий лепестки с деревьев, то многие дети и подростки, находящиеся в этом здании тут же бежали к окну и с приоткрытыми ртами смотрели за всем этим «цветопадом», за тем как цветочные лепестки стелились бело-розовым ковром по свежей зелёной траве.
В палате под счастливо-несчастливым номером тринадцать находился молодой парень, которому совсем недавно исполнилось двадцать два года.
Его диагноз, к несчастью, был поставлен слишком поздно, и это произошло далеко не по вине врачей. У этого парня было заболевание, которое зачастую диагностируется лишь на заключительных стадиях – рак. В его случае операция уже бесполезна, врач оповестил родственников, что парню осталось прожить от силы месяц плюс-минус пару недель.
Самому парню ничего не говорили об этих страшных сроках ни родители, ни медики. Казалось, что он и сам всё прекрасно понимал, но всё равно продолжал жить призрачной надеждой. Именно этот тихий оптимизм и отличал его от других пациентов онкологического диспансера, которые были морально раздавлены и убиты.
Наверное, именно ему больше всех остальных находящихся в том здании должно было хотеться жить. Этот парень был пианистом, причём подающим весьма внушительные и впечатляющие надежды, ему прочили большое и светлое будущее всемирно известного музыканта. Он мог стать вторым Рахманиновым, Рубенштейном или Планте. А может и не вторым, он вполне мог быть и первым, его имя могло войти в историю. И тут вдруг страшный диагноз-приговор, словно гром посреди ясного неба перечеркнул все его планы, цели, мечты.
Его родители были обеспеченными людьми, готовыми оплатить любые лекарства, доставить их из любой точки мира, лишь бы их единственный отпрыск остался жив. Даже пытались врачей подкупить, с определённым намёком вкладывая тем в карманы белых халатов крупную иностранную валюту зелёного цвета с изображением президента на обратной стороне. Но те оставались неподкупными, и настоятельно рекомендовали больше драгоценного времени проводить с сыном, а не заниматься различного рода глупостями, которые ни к чему хорошему не приведут и парня не спасут.
Как выяснилось позже, этот парень в свои годы был обеспечен всем, к чему все другие молодые люди только лишь стремятся: столичной квартирой с огромным количеством комнат, дорогущей машиной представительского класса, спортивным мотоциклом, любимым делом. Но вдруг болезнь, от которой абсолютно никто не может быть застрахован, и которая даже не выбирает, кого именно забрать – богатого или бедного.
Он был некогда красив. У него были классические красивые черты лица, вьющиеся густые светлые волосы, но особое внимание всегда уделялось его глазам. Глаза эти не какие-нибудь там типично-обычно карие, голубые, серые, а очень необычного цвета – черничные. Именно черничные, такие же тёмные и отдающие немного фиолетовым. Как такое было возможно – спросите у генетиков, но факт, тем не менее, продолжает оставаться фактом.
Теперь же его лицо было таким бледным, что отдавало серым оттенком. Некогда красивые черты заострились из-за быстрой потери веса, отчего в данный момент этот парень был похож на живой скелет, обтянутый кожей и остатками мышц. Единственное, чего не коснулись изменения, были его глаза, сохранившие живой блеск, вопреки всему. Именно это и поражало в нём.
Иногда его мать, находящаяся с ним рядом целые сутки напролёт, не сдерживалась, увы, начинали сдавать нервы, и по её щекам начинали катиться безудержные горькие слёзы. Парень смотрел на неё ласково и немного снисходящее, и тут же протягивал к ней свои ладони, а его длинные музыкальные пальцы осторожно вытирали влажные дорожки. Просил не изводить себя, пытался её взбодрить и развеселить. Говорил, что всё пройдёт, а чему быть того не миновать. Время вылечит, и им станет легче.
Окна его палаты как раз таки и выходили на тот самый сад, который в то зимнее время его пребывания в диспансере демонстрировал лишь голые ветви и белый снег, толстым слоем лежащий на них.
Очень часто медицинский персонал, заходя в эту палату, выполняя свои обязанности, заставал его именно в таком положении: лежащим на боку и пристально всматривающимся в окно.
– Я хочу дожить до весны, – говорил он тихим, приглушённым голосом, с влажным блеском в черничных глазах в один из февральских морозных вечеров, когда его самочувствие неожиданно ухудшилось. – Хочу увидеть, как сад цветёт. В последний раз. Почему-то раньше не обращал на это внимания.
Медики, находящиеся в палате, отчётливо понимали, что время парня на исходе, а его мечта так и останется мечтой. Врачи и медицинские сестры уже давно успевшие «выгореть» за время всей своей профессиональной деятельности, даже не дрогнули, услышав именно это заветное желание своего очередного пациента. У большинства медиков, работающих здесь, был один-единственный девиз, который помогал им выживать в подобных условиях – ни к кому не привязываться. Ведь если ты эмоционально привязался к кому-то, то пиши пропало; если же нет – больнее будет в разы меньше.
Он не дожил до наступления марта всего несколько дней. Умер во сне, что уже значительно облегчило его муки.
Крики бьющейся в истерике его матери, которые у находящихся рядом медиков вызывали бурные мурашки, казалось, слышало всё здание и впитало в свои мрачные стены. Отец обладателя черничных глаз, крепко и отчаянно обнимал жену, и тоже не сдерживая эмоций, плакал навзрыд как мальчик, даже не пытаясь скрыть собственный слёзы.
Этот ребёнок был долгожданным для них, самым любимым, да и вообще самым-самым. Они не представляли, как же будут жить дальше. Без него. Но смерть под руку с болезнью забрали парня окончательно и безвозвратно. Они научатся жить без него. Со временем, но этого произойдёт. В их душах останется лишь тяжёлый осадок-воспоминание.
В конце мая в небольшом парке диспансера появился ещё один молодой, но уже цветущий саженец вишни...