Уже стемнело, и вся земля, дома, деревья, гранит, вода и небо — в сумеречном свете, словно выцвели.
— Вам нравится? — это было скорее утверждение, чем вопрос.
— Не знаю еще.
— Как! — воскликнул Валерий изумленно, оперся о гранитную ограду рядом с Аленой. — А я… Я люблю здесь каждый камень. Я здесь родился и прожил нее мои двадцать лет, даже войну.
Алена подумала, что лучше ее родного Крыма ничего на свете и быть не может, и спросила:
— А море у вас где?
— Хотите, завтра поедем? Можно за город на электричке или автобусом, — предложил Валерий.
— Поедем! — тоскливо подхватил Женя, — А то помрешь от ожидания.
— Ой! И когда наши мучения кончатся! Наверное, ни в каком другом вузе нет такого мучения! — Глаша всплеснула руками.
— Даже сравнить нельзя! — при этих словах Валерий ловко уселся на ограду. — Я держал в прошлом году в электротехнический — там все ясно: провалил так провалил. Не попал по конкурсу — тоже понятно! А здесь — сплошная муть! Одному ты нравишься, другому нет! — Чем горячее он говорил, тем глубже и мягче, словно играл его голос. — А мне никак нельзя просыпаться! Отец заставил в электротехнический, и я год как на каторге. Он уверяет — втянешься, увлечешься, полюбишь! А почему другие с первых дней влюблены во все эти физики, математики? А я… мне нельзя просыпаться! — И, закусив нижнюю губу, Валерий уставился вдоль реки.
Все уже сливалось в темноте, и только загоревшиеся огни и дрожащие столбики их отражений определяли берег.
— Да вы-то попадете! — вдруг отчаянно сказала Глаша. — А я… если завалюсь… приду на это самое место… и рыбкой… бултых!..
— А я все равно на будущий год пойду, и через два — пойду, и буду ходить, пока не примут! — неожиданно с упрямой злостью сказал Женя. — Как эта… «по ночам сквозь зубы».
— Ой! Не дай бог! — почти беззвучно прошептала Алена.
И все замолчали, глядя в темную гладь воды.
Половина луны выплыла из-за дома и пряталась в редких облаках, звезды все яснее проступали на потемневшем небе. Город был усеян огнями, а свет их казался ярче, и куда ни взглянешь, конца нет огням.
Впечатления беспокойного первого дня в большом чужом городе вдруг вылились в чувство одиночества, потерянности.
Алене представилось, что мать, уложив ребят, моет посуду после ужина, а Петр Степанович с газетой сидит у открытого окна, и говорят они, наверное, о ней. Желают ли удачи? Или мать все еще хочет, чтобы она вернулась, не понимает, что нет для нее другого счастья в жизни? Как отец Валерия… Алена внезапно ощутила, что рядом с ней, точно так же, полные тревоги и решимости, думают-гадают о будущем ее новые друзья.
Глава вторая. Экзамены
Быть или не быть Алене Строгановой артисткой? «Быть или не быть?» — вопрос представлялся ей, как и другим, вопросом жизни. Из трехсот восьми абитуриентов, поступавших на актерский факультет, до конкурса допущены были шестьдесят три, а из этих шестидесяти трех могли быть приняты только шестнадцать. Кто же?
Глаша уверяла, что уж конкурса-то ей «не пережить — либо сердце, либо печенка лопнет».
Две недели экзаменационных волнений измотали отчаянно. Хотя аппетит у Алены, как всегда, был отличный, она похудела и с удовольствием поглядывала на себя в большое зеркало в вестибюле института, даже старалась лишний раз пройти мимо него. Ей казалось, что чем тоньше девушка, тем она красивее и, значит, имеет большее право стать артисткой.
Первый отборочный экзамен продолжался три дня. В конце каждого дня объявляли список допущенных к дальнейшим испытаниям.
Алена, Глаша и Валерий были назначены на последний день. Женя прошел в первый. И был совершенно покорен Анной Григорьевной Соколовой.
— Насквозь тебя видит — понимаешь! — говорил он, блаженно улыбаясь. — Думаете, смеялась на моего Чехова! Ничуть! Она уж как скажет — так и есть: годен — значит, годен, нет — нет, и точка.
Можно утешать других, когда самого уже признали годным.
Для Алены первый экзамен прошел почти мгновенно. Она была в первом десятке после перерыва и едва пошла в аудиторию, как ее вызвали. Не успев замереть от страха, прочитала басню.
— Почему у вас южный говор? Вы ведь вологодская? — спросила преподавательница, сидевшая за столом с Анной Григорьевной.
Алена замотала головой.
— Крымчанка я.
— В хорошем месте родились. Теперь там опять чудесно. — И Анна Григорьевна посмотрела на нее, будто знала, как любит Алена свой Крым. — Вы никогда не выступали прежде? Почитайте-ка нам стихи.
В свободной простоте, во внимательном взгляде, во всем ее поведении чувствовалась не показная доброжелательность, а настоящее уважение, интерес. И то, что она, как сказал Женя, «насквозь видит», не пугало, а, наоборот, успокаивало. Алене захотелось прочитать, то есть, вернее, просто поговорить с Анной Григорьевной о Крыме.
Анна Григорьевна сказала только:
— Спасибо. Вы свободны.
Но Алене показалось, что глаза ее улыбаются.
В «колонном» зале, как назвал его Валерий, Алену ждала Глаша, уже ответившая до перерыва, и всеобщий болельщик Женя.
— Раз две минуты спрашивали — значит, прошла! — авторитетно заключил он.
Опыт двух предыдущих дней и в самом деле показывал, что, если долго экзаменуют и много разговаривают с человеком — дело его плохо. Но были и исключения, и в душе Алены боролись гордая уверенность и полная безнадежность. По-видимому, с Глашей происходило нечто похожее — ее веселое стрекотание вдруг сменялось мрачной немотой. А бедному болельщику Жене попадало попеременно то от одной, то от другой, то за «эгоистическое равнодушие к судьбам товарищей», то за «бестактное влезание в душу».
Наконец экзамен закончился, и в списке счастливцев, допущенных в этот день к конкурсу, оказалась Петрова Глафира, Строганова Елена, Хорьков Валерий, и еще Алена с удовольствием отметила, что назвали Агнию Яхно.
Но вокруг было много обиженных, расстроенных, растерянных — кто-то плакал, кто-то скрывал огорчение за иронией. Алене стало стыдно своей радости, но что было делать?
— Неохота в общежитие идти! — сказала Глаша.
— А мы гулять отправимся! — звонко, словно кастаньетами, щелкнув пальцами, воскликнул Валерий. — Гулять на радостях!
«Ему не жалко никого, или он… — Алена оглянулась на Женю — у того было тоже виноватое выражение, какое она чувствовала на своем и Глашином лице. — Что же Валерий?»
Как тогда, после консультации, они отправились вчетвером.
И вскоре забыли о потерпевших поражение и свободно, со всем эгоизмом молодости занялись собой.
Первый этап пройден: они оказались допущенными к конкурсу! Сколько вспыхнуло надежд! И каких! Как хотелось играть, отдаваться необычайно сильным, возвышенным и страстным переживаниям! Какие картины возникали в мыслях: на сцене знаменитая артистка или артист! Но впереди маячил конкурс — из допущенных к нему выберут лучших. Окажешься ли ты среди них? Или ждет тебя беда? Нет, любоваться картинами взволнованного воображения еще рано. Рано!