Гости из Фармера миновали небольшую каменную церквушку, на ступенях которой грелись на солнце калеки и нищие, выставив напоказ безобразные культи, какие-то жуткие язвы, высохшие руки или ноги. Гунтер невольно поразился, как такое количество несчастий могло свалиться на такое маленькое количество людей, их было всего-то человек пять, но у каждого было не меньше двух-трех страшных увечий. «Да, в мое время их бы без лишних разговоров отправили в… особые учреждения. Как сказали бы „партийные“: здоровой нации не нужны отбросы…» — подумал Гунтер, стараясь не обращать внимания на заунывные просьбы о милостыне, с которыми нищие потянули свои уродства к проезжавшему рыцарю с оруженосцем и сопровождающему их солдату.
— Джонни, брось им монетку, — кинул через плечо сэр Мишель и добавил: — Мелкую.
Когда Гунтер швырнул на паперть несколько медяшек, калеки, будто позабыв о своих болестях, с безобразной руганью резво бросились, расталкивая друг друга, за звонко подпрыгивавшими на выбеленном солнцем камне кругляшами.
Замок бейлифа выглядел куда роскошнее и крепче Фармера. Высокие стены, сложенные из огромных тесанных камней, окружал неширокий аккуратный и глубокий ров. Он не был заполнен водой доверху, лишь где-то метрах в трех внизу плескалась мутная вода. Откидной мост на толстых цепях был опущен, его охраняли четверо стражников в начищенных блестящих кольчугах, открытых шлемах и со внушительного вида копьями в руках. Две башни возвышались над воротами, и в их узких окнах можно было разглядеть витражи из красного и синего толстого стекла. За мостом, во глубине арки в стене виднелись острые широкие зубцы поднятой сейчас тяжелой решетки.
Провожатый сэра Мишеля и Гунтера попросил их немного подождать, резвым галопом пронесся по мосту, выбивая звонкую дробь по мощным деревянным брусьям, осадил коня перед аркой и, склонившись, что-то сказал стражникам, после чего призывно замахал рукой.
— Поехали! — сказал сэр Мишель.
Проехав под аркой, они оказались в нешироком аккуратном дворике, мощеном камнем. Здесь не было никаких курятников, хлевов, домиков для прислуги, разве что вдоль стены тянулось длинное здание конюшни. Этот замок был чисто оборонительным сооружением, но при этом неплохо приспособлен для житья. Внутренняя часть замка с донжоном сама по себе представляла отличное укрепление, даже если бы врагу удалось прорваться во внутренний дворик, там бы его не ждало ничего хорошего. Упершись в единственные крепкие двери он оказался бы зажат между привратными башнями, на верхних площадках которых вполне могли бы стоять котлы с кипящим маслом или расплавленным свинцом, а из узких окон-бойниц донжона на головы врагов посыпался бы дождь арбалетных стрел. Вполне возможно, что донжон имел подземный ход, ведущий далеко за пределы крепости.
Вплотную примыкавшие к донжону одноэтажные каменные строения служили казармами городского гарнизона. Узнав об этом от сэра Мишеля, вполголоса объяснявшего германцу устройство крепости и ее военные достоинства, Гунтер справедливо изумился:
— Они что, тут все время живут в такой тесноте?
— Нет, — ответил сэр Мишель, — большинство солдат живут в городе, они местные. В самом замке живет только бейлиф со своими домочадцами и слугами, при нем есть небольшая гвардия, состоящая из нескольких местных знатных рыцарей. Находясь на службе, они живут здесь.
Передав подбежавшим слугам лошадей, сэр Мишель и Гунтер последовали за своим провожатым и, пройдя внутрь донжона, поднялись по узкой витой лестнице на второй этаж. Их привели в округлый зал, имевший довольно воинственную обстановку. Стены были завешаны разнообразными гобеленами; среди них были как древние, обветшавшие и выцветшие, вроде тех, что украшали обеденную залу в Фармере, так и новые. Всех их объединяла общая тема сюжетов — батальные сцены с религиозным подтекстом. Поверх гобеленов висело множество разнообразного оружия, доспехов, кольчуг, щитов, шлемов. Зал пересекал длинный стол, покрытый темно-синей скатертью. По обе его стороны на высоких деревянных стульях с резными спинками, сидело десятка полтора рыцарей и оруженосцев, а во главе стола восседал сам сэр Аллейн д'Эмери, бейлиф графства. Увидав такое количество богато разодетых дворян, Гунтер откровенно растерялся, но сэр Мишель вел себя вполне по-свойски, так как знал почти всех рыцарей, присутствующих в зале и некоторых из их оруженосцев.
Едва солдат доложил о вновь прибывших, бейлиф сдержанно кивнул, приветствуя, и жестом указал на два остававшихся свободными стула.
— Благородные рыцари и доблестные оруженосцы! Я рад приветствовать вас всех в замке Аржантан, не смотря на то, что поводом для нашей встречи стали события далеко не радостные, — сэр Аллейн сделал многозначительную паузу, взял со стола скрученный пергаментный лист, развернул его, и, обведя пристальным взглядом сидящих за столом продолжил: — Я получил письмо от одного моего родственника из Палестины. Ему стало известно, что некоторое время назад в столицу был отправлен человек, которому некое достаточно известное лицо из христианских князей Святой Земли дало поручение убить принца Джона и по возможности других членов королевской семьи… Скажите, господа, кому-нибудь известно о дьявольской секте исмаилитов? Об убийцах-фидаях? И, надеюсь, здесь найдутся люди, которые знают, что именно происходит в Палестине и христианских владениях в Сирии и Триполитании?
Ему пришлось замолчать, потому что по залу пронесся тревожный ропот — рыцари переглядывались, покачивали головами и в то же время призывали друг друга к молчанию, чтобы поскорее услышать, что же бейлиф скажет дальше. Сэр Мишель молча смотрел на сэра Аллейна, жадно ловя каждое его слово. Наконец, один оруженосец высказал общий ответ на вопрос бейлифа:
— Милорд, к превеликому сожалению, известия из Святой Земли доходят до нас не часто. Если это возможно, объясните подробнее. Если дело настолько серьезно и все изложенное в упомянутом письме истинно, то нам будет гораздо лучше знать все обстоятельства…
Бейлиф вздохнул, прошелся вправо-влево и, видимо, решившись, снова взялся за свиток.
— Хорошо, — сказал сэр Аллейн. — Если вы, господа, считаете необходимым ознакомиться с посланием, то я его зачитаю. Мой сын служит при дворе короля Иерусалимского Гвидо Лузиньяна. Это письмо написано с ведома короля и с его одобрения. Письмо датировано четвертым июня, и только сейчас его, а также копии, доставили мне, а заодно в Англию. Принц Джон, констебль Лондона и господин де Лоншан тоже извещены.
Бейлиф близоруко сощурился, поднося пергамент к глазам, и начал читать:
Дорогой отец!
Я был бы счастлив сообщить, что христианские владения в Палестине процветают, а народ живет в достатке и счастье, но, к моему глубочайшему сожалению и горю всех христиан, сие не соответствует истине. Вам наверняка известно, что два года назад войско сарацин вторглось в земли Иерусалимского королевства, затем мы потерпели чудовищное поражение в великой битве при Тивериаде, а вскоре, к неизбывной скорби каждого, верящего в Крест и Господа нашего Иисуса Христа, потеряли Святой Город, захваченный султаном Саладином.
Теперь же в наших руках остались лишь несколько крепостей на побережье: маркграф Конрад Монферратский удерживает Тир, граф Раймунд по-прежнему находится в Триполисе, а король Иерусалимский Гвидо после своего освобождения из сарацинского плена и недолгого пребывания в Дамаске собрал остатки верных ему рыцарей и направился к крепости Акка, где мы все сейчас и находимся.
Что и говорить, положение христианского воинства под Аккой самое жуткое и поддерживает нас лишь вера во Спасение и истинную правоту нашего дела. Лагерь осажден сарацинами со всех сторон, очень плохо с водой и пищей, множество больных, которым невозможно оказать помощи. Безусловно, мы всеми силами пытаемся не допустить, чтобы Саладин снял осаду с города, но возможности наши на исходе и теперь христиан Святой Земли вдохновляет лишь известие о скором прибытии короля Ричарда, Филиппа Августа и императора Фридриха Барбароссы. Может быть, с их приходом в Палестину дела пойдут значительно лучше…