Мой персоник выдал сигнал высокого пульса, но я не вскрикнула, хоть и была близка к этому. Оцепенела, растерялась от натиска. Собака, головой достававшая мне до ремня, описывала круги, радостно виляла хвостом, дышала паром и пахла шерстью. Кидаться на меня никто не собирался. А вот лизнуть да, — то одну, то другую руку накрывал с «поцелуем» мягкий, как тряпка, влажный язык.
— Это что за собакен такой вредный, а?
— У вас собака без ошейника и намордника, — я возмущенно повысила голос, — о людях подумайте!
Подошедший мужчина в длинном пальто и длинном шарфе, как не услышал, потрепал своего Нюфа по холке, шепнул «сидеть» и потом мне улыбнулся. Пес отстал, послушно сел рядом с ногой хозяина и с восхищенным жизнелюбивым оскалом задрал голову.
— У него даже чипа нет.
На ухе не было желтого кругляша обязательной регистрации питомцев.
— Здесь пустырь, никого. И Нюф добрый.
Мужчина молодой и яркий — волосы каштановые, вихрами, спадающие на лицо так, словно ветер с затылка надул. Брови темные, глаза темные, как маслины, крупные черты лица были приятными, хоть и немного неправильными — глаза широко поставлены, нос без переносицы, одной линией шел со лбом и был узким, как у греческих скульптур. Хозяин собаки улыбался и от такого настроя мое возмущение быстро спадало.
— Его не надо бояться. Он такой несдержанный, потому что еще молодой, и года нет.
— А все-таки лучше с поводком. Это я на ногах устояла, а если пожилой человек? Или больной?
— Случайно вышло. Обычно он со Двора так не убегал.
— Вы здесь живете?.. Это снег?! — Развернуться бы и пойти куда шла, но разглядывая то собаку, то хозяина, заметила белые следы — на шерсти и на полах пальто. — В городе нет снега, еще не выпал.
Какое-то время, слишком долгое, чтобы быть просто паузой, мужчина смотрел на меня и мой замолкший на запястье персоник, а потом сказал:
— Здесь нет, а во Дворах давно выпал… Вы видите сквозную арку?
— Конечно.
— Тогда вперед. — Он развернулся и пошел к ней. — И меня не стоит бояться, я не зверь, пусть лохматый, но тоже добрый, как мой собакен. Да, Нюф, да, пес?
Мужчина не оборачивался, говорил по ходу, трепля за ушами пса и последние его слова прозвучали дурашливо с ласковой ворчливостью.
— И куда ты мою газету выкинул, плюнул и умчался? Вот ищи теперь. Ищи!
Тот понесся обратно. Решившись, стала незнакомца догонять. Я успокоилась, даже прежде мрачное настроение развеялось вихрем этого небольшого события и стало любопытно.
— А чего в трущобы понесло так поздно?
— Тетя тут…
Когда я шагнула в проем, просвет в тоннеле вдруг перестал быть сумеречным, а осветился и четко обрисовал картину заснеженного двора с фонарем, лавочкой и далекими яркими окошками. Ноги шли сами, и с каждым их движением я чувствовала свое возвращение в утраченное состояние детства… Столько всяких мыслей, вопросов, как гирляндных лампочек, загорелись в сознании — гасли и вспыхивали, россыпью, по своему алгоритму.
Что я видела? Что сейчас ощущала? Что обоняла?
Мне было тридцать семь, но та взрослая Эльса осталась за арочной границей, сейчас внутри от восторга и неверия в сказку задыхалась совсем маленькая девчонка Лисенок, как родители звали, которая долго-долго мечтала попасть в волшебную страну.
— Это наш Почтовый Двор. Здесь чуть-чуть не так, как там.
Снег лежал сугробами, середина двора и дорожки к подъездам расчищены и плотно утоптаны. Сам дом, тот, что внутренний, был выше «великой стены», тоже пять этажей, но архитектура другая — проемы окон, рамы, крыльцо, выступающие обрамления в стенах. Двор не привычного времени, а, быть может, двухсотлетней давности. И главное — окна светились. Все жилое, не заброшенное. Я слышала откуда-то голоса, музыку, разговор двух людей у самого дальнего подъезда — по тону юморной и легкий.
— Здесь холоднее…
Сразу почувствовался мороз, защипало и руки и лицо. Пар дыхания стал плотнее, заметнее в воздухе.
— Это да.
— А откуда звезды?! — Заглядевшись на окна, подняла голову выше и увидела глубокое небо с россыпью созвездий. — Это не Сиверск! Я сейчас не в Сиверске, да? У нас невозможно увидеть так небо!
— В Сиверске, и год семьдесят пятый. Хочешь, докажу? Нюф! Отдай газету!
Собака отдала влажный рулончик хозяину. Газета пахла бумагой и типографской краской, я помнила эти запахи из прошлого, когда отец покупал прессу. Газеты и в его время были редкостью, а те единичные издания, что выпускают сейчас — печатают на синтетике. Волна ощущения детства опять прокатилась по сердцу и отозвалась иголками в пальцах рук.