Пройдя к узкому столу посередине, Иверсен поежился. Из-за отсутствия стекла в раме стало довольно зябко, а потому ему захотелось поскорее закончить часть работы здесь и спуститься вниз к пледу на диване. Крякнув, он залез под стол и, одновременно нажав на дубовые боковины, запустил почти беззвучный механизм.
— Итак…
Пальцы быстро прошлись по краям тайника. Судя по отсутствию пыли, он исправно чистился и открывался согласно расписанию. Конрад осторожно вытащил темный литой прямоугольной формы предмет. От него чуть заметно веяло теплом, а кончики пальцев слегка покалывали от скрытой энергии. Приложив серую пластину к самой маленькой грани, он аккуратно ее вдавил в соответствующий по размерам паз. Устройство бесшумно трансформировалось: в центре образовалось специальное отверстие. Ловким движением профессор горизонтально вставил линзу и сделал пол-оборота до щелчка.
— Помнят руки, помнят, — пробормотал себе под нос Иверсен, настроив рёст[6] на необходимую волну. Осталось лишь дождаться Семёна с отчетом, ведь от мысли писать свою часть мужчина отказался, решив, что лучше пустить оставшееся время на отдых, который ему был просто-напросто жизненно необходим.
Он не помнил, как добрался до дивана. Однако через некоторое время до него приглушенно донесся знакомый голос, будто сквозь толщу воды.
— Вставай, соня. У меня к тебе пара вопросов, — Экланн осторожно позвал друга, который, встрепенувшись, мгновенно сел на диване. Конрад даже рта не успел раскрыть, как его с медицинской точностью и быстротой осмотрели, озвучивая попутно вердикт: — Кроме очевидного ранения в плечо, сломаны четвертые и пятые ребра, а еще, — приблизившись и приглядевшись к лицу, он добавил: — Подозреваю, что у тебя сотрясение. Ты чего мне не позвонил? Я тут же приехал бы…
— Не пришло в голову. Я только настроил рёст и решил прилечь на пять минут, и вот ты вернулся.
— Какой же ты беспечный, — покачал головой Семён, пряча за напускной строгостью искреннее волнение. — Ранения могли быть и посерьезнее. Ты что, из окна выпал?
— Не поверишь, но да, — ухмыльнулся Иверсен и тут же скривился от боли. Дышать становилось все сложнее, но он старался не сильно подавать виду. — Зато, кроме подозрений, у нас теперь есть весьма существенное доказательство наших слов.
— Где? Что?
— Наверху в твоем кабинете. Чертенок охраняет.
— Из-за этого все окна лопнули? Ты использовал револьвер?
Конрад только кивнул, а брови Экланна поползли вверх, и на всякий случай он вновь осмотрел раненого. Буркнув нечто похожее на «Еще легко отделался», он взял в ладони рёст и, повернув линзу на три оборота, четко и громко проговорил:
— Мидгард[7] двести тридцать пять на связи. — Линза загорелась красным, что означало: сигнал дошел. Когда же она вспыхнула зеленым, изнутри донесся серьезный голос:
— Слушаю вас, Мидгард двести тридцать пять. Доложите обстановку.
— Код Ё.
Тишина воцарилась с обеих сторон. Иверсен, воспользовавшись моментом, сел на диване и заметил тугую повязку на пробитом плече. В непрофессионализме Семёна не обвинить: мало того, что он сделал свою работу безупречно, так еще и незаметно, не потревожив сон утомленного сражением друга. Он шепотом поблагодарил Экланна, и тот сосредоточено наклонился ближе к рёсту, словно боясь не расслышать даже одно короткое слово.
Подобравшись и выждав некоторое время, Конрад уверенно сообщил:
— Запрашиваем разговор с ярлом Эириком Скоглунном, — из-за головной боли родное наречие давалось с трудом, однако мужчина не привык отступать. Особенно когда так много на кону. — Дело не терпит отлагательств.
— Вы уверены, что тревога не ложная? — разумно уточнил голос, ведь никому из них не хотелось беспричинно волновать ярла.
— Да. Убийство Орлова. Мы как раз собирались доложить о более детальной экспертизе, вскрывающей новые обстоятельства гибели. Мидгардцы по неопытности пропустили важную часть с глазами, но…
—… не вы. Хорошо, я вас понял. Ярл выйдет с вами на связь через десять минут. Переключите линзу на третий режим.
Конрад и Семён только переглянулись и молча изменили настройки коммутатор. Из центра появилось белесое, напоминавшее туман севера, марево, в котором дребезжало нечеткое изображение.