— Конрад, а вы нашли свою родственную душу?
— Нет. Не знаю, к сожалению или к счастью, — легко ответил он, не испытывая неловкости от столь личного вопроса.
— Понимаю. Расставаться с родственной душой всегда болезненнее, — выдохнула она, прикрыв веки. — Именно поэтому многие отказываются от такой любви.
— А вы оказались бесстрашной. Той, кто решилась.
— Боль потери — ничтожная плата за пятьдесят лет счастья с драгоценным мужем. Пусть мне дали бы шанс выбирать, я вновь утонула бы в удивительных глазах Степы. Такое не забывается. Никогда. Боже, а как осторожно он нес меня к алтарю, ведь я злой случайности подвернула лодыжку именно в день свадьбы. Он боялся, наверно, что я рассыплюсь в его руках, словно песок.
Алла Валентиновна умолкла, предавшись воспоминаниям, и Конрад с инстинктивной осторожностью уточнил:
— Почему же вы решились на сепарацию именно сейчас? Уже прошло пять лет…
— Я понимаю, к чему вы клоните, — она развернулась к мужчине, взяла за руку и так по-матерински всмотрелась в него, мягко и тепло. — Понимаете ли, Конрад, у меня слабое сердце. Всегда таким было, но я не жаловалась. Однако годы берут свое, и юношеской безалаберности становится все меньше.
Иверсен внимательно слушал женщину и не перебивал. Ее пальцы крепко держали его ладонь, но он чувствовал легкую дрожь. Алла Валентиновна устала, но виду подавать не желала.
— Как вы знаете, боль от потери родственной души никуда не уходит, она лишь копится и множится. Я могла бы выдержать, но мое сердце — нет. Врачи предупредили, что если промедлить с операцией, то через месяц меня не станет. И хоть я жаждала воссоединения со Степой, я обещала ему увидеть наших правнуков.
Ветер хлопнул створкой окна, однако магия момента не пропала. Конрад все также смотрел на Аллу, а она куда-то за его плечо. Она словно видела кого-то иного, хотя в палате больше никого, кроме Иверсена не было.
— Я больше не чувствую ноющей боли в сердце, но теперь мне кажется, что я его окончательно потеряла.
Именно в этот момент их взгляды пересеклись, и столько тягучей печали Конрад еще никогда не видел. Словно вся тяжесть бесконечных миров пала на сухие, но по-прежнему крепкие плечи женщины. Она не плакала, не кричала, даже не вздыхала. Она просто освободила мужскую ладонь и молча прошла к постели.
Запустив руку под подушку, она достала серебряный медальон. Прижав к губам, Алла что-то тихо прошелестела, а затем, открыв, показала содержимое Иверсену. На него смотрели веселые глаза, в уголках которых скопились тонкие морщинки, а изгиб губ выглядел чуть неестественно. Словно кто-то за кадром вынуждал улыбаться. Но несмотря на это осанка мужчины была статной, а поза уверенной.
— Думаю, он тоже никогда не жалел о встрече с вами, Алла. Вы подарили ему любовь и доверили свою душу, что может быть прекраснее этого?
— Вы говорите, как истинный поэт, — Алла Валентиновна протянула медальон Конраду и, махнув головой, повернулась спиной. — Пожалуй, вам не составляет труда покорить сердце женщины.
— Боюсь, я бессилен перед обаянием вашего мужа, — с легкой игривостью отметил он и застегнул изящную цепочку на шее женщины. — Такие чувства трудно превзойти.
— Красноречивы, да все пустое. Не прячьтесь, Конрад, за щитом. Одиночество не страшно, а вот пустота убийственно бессердечна.
Не став противиться, Иверсен просто-напросто кивнул. Он молча помог Алле забраться на больничную койку и, заботливо укрыв ее тонким одеялом, наконец-то ушел. Он и так слишком злоупотребил гостеприимством и добротой женщины, тем более пора было вернуть одолженные вещи на свои законные места.
В палате оказалось свежо, по-видимому, перед его приходом медсестра проветрила комнату. Конрад размял плечи и принялся складывать немногочисленные вещи, которые перекочевали сюда из квартиры благодаря усилиям Семёна.
Больницу пора было оставить, это мужчина решил твердо. Однако он все же отложил свою выписку до завтра. Ему требовалась сегодняшняя ночь, чтобы переработать всю ту новую информацию, что он получил на конференции. От такого переизбытка сведений сон не грозил, поэтому, закончив со сборами, Иверсен сел на подоконник с записной книжкой. Стараясь не упустить ни одной важной детали, он скрупулезно вносил новые данные о родственных душах этого мира.