Выбрать главу

Обогнув колодец, он наткнулся на мужчину, прислонившегося спиной к каменной кладке. Серый капюшон был натянут до самого носа. Грудь медленно вздымалась, и казалось, что Уве просто спал. Но стоило Иверсену закрыть корпусом солнце, падавшее на него, тот лениво приподнял голову.

— Уве, возьмешь меня с собой?

— Выдвигаемся через полчаса, — коротко ответил он, возвращаясь к прежнему состоянию полудремы.

Бережно поставив экипировку на траву, Конрад склонился над колодцем и зачерпнул рукой свежей воды. Она была той самой идеальной температуры, которая приятно бодрила, но вместе с тем не сводила зубы от холода. Иверсен утолил свою жажду сполна, но стоило ему повернуться, он обнаружил Уве во всем его снаряжении. Сощурившись, он еле сдержал порыв с силой протереть веки, не поверив собственному зрению.

— А как же полчаса?

— Они уже истекли, — скинув капюшон, он провел рукой по бритой голове, испещренной множеством связанных между собой татуировок. Ни одна не была лишней, и как казалось самому Конраду, отними у Уве одну из них, он утратил бы часть души.

Коротко объяснив задачу по поиску трав, мужчина еще один раз проверил крепко ли затянуты ремни, и лишь после этого они направились к горным массивам на западе. Уве старательно избегал троп, пояснив это тем, что ничего полезного не обнаружить там, где слишком часто топтались люди. Иверсен не спорил с бывалым травником, всецело ему доверившись, и без чрезмерных расспросов следовал за ним по пятам.

Из экипировки Конраду достался лишь узкий ремень с полым мешком, а потому шел он весьма бодро, не задерживая спутника. Он же отрывисто направлял одними жестами, но чаще всего Уве сам проверял новое место на наличие целебных трав.

Тишина вокруг умиротворяла, и Иверсен был весьма рад, что увязался за мужчиной. Находиться в лагере днями напролет угнетало, а найти себе долговременное занятие с каждым разом становилось все сложнее. От скуки пока никто не выл, но еще неделя такого застоя, и это могло бы стать реальностью.

Опустившаяся тьма нисколько не смутила путников, они лишь водрузили на переносицы очки ночного видения и неспешно продолжили изучение местности. По безветренной долине быстрее шлось, и скоро они достигли очередного каменистого массива, изумлявшего своей причудливой формой.

Горные скалы напоминали ладонь гиганта, припорошенную толстым слоем дерна. Трава здесь почти не росла, однако Уве в особом предвкушении ускорился, огибая каждый палец. Это было похоже на некую детскую игру, к которой манило присоединиться. Конрад старался не отставать, но на пару минут он потерял мужчину из виду, не заметив, куда тот свернул после очередного обхода скола.

Радостный возглас сработал подобно маяку и привел Иверсена к точному расположению травника. Оказалось, за ладонью гиганта нашлась природная лестница из горных пород, которая спускалась к идеально ровной площадке, наполненной зеленью. Конрад не торопился ступать на изумрудный покров, ожидая команды от Уве, и вовсе позабывшего о том, что был не один.

С редким благоговением мужчина ловко срезал по одному светло-зеленому листочку, а только затем он принимался за сине-фиолетовые цветки. В его движениях не чувствовалось ничего лишнего — даже наблюдать за процессом было волшебно.

Спустя некоторое время Уве подозвал Иверсена к себе и наконец прекратил хранить молчание:

— Запоминай, Конрад. Подходят лишь зрелые цветы, ножка должна возвышаться на пятнадцать сантиметров от земли. Относись к ним бережно, и тогда лечебные свойства лифграса не будут потеряны. Только не забывай, сначала листья, после — цветы. С корнем вырывать траву жизни не стоит, она может больше никогда не вырасти здесь. И, — потянувшись к сумке Иверсена, он поведал ему скромную тайну. — Хранить части лифграса нужно в раздельных карманах. Видишь?

Травник раскрыл мешок и показал несколько отсеков. Конрад подставил ладони, которые мгновенно наполнились до краев, и под пристальным вниманием Уве он сложил листья и цветы, как полагалось. Довольно цокнув, мужчина по-отечески хлопнул его по плечу, а сумку забрал себе. Иверсен же настоял понести инструменты до лагеря, а травник не стал противиться.