— Нет, костыли мне не нужны, — донеслось до ушей Иверсена, прежде чем мужчина окончательно скрылся.
Полина расслабилась, но стоило ей обернуться, она увидела Конрада на том же месте. А ведь она почти забыла о нем, настолько сильно увлеклась работой. Подойдя ближе, она только сейчас заметила в мужских руках двустволку.
— Извините, чуть вас не пропустила. А вы сами не ранены? — Лёвушева начала бегло его осматривать, но аскеманн резко замахал руками, отступив назад.
— Нет, нет. Пара ссадин и синяков не нуждаются в срочной медицинской помощи. Однако если вы не слишком заняты, я поговорил бы с вами.
— О чем же?
— Как выдающегося нейрохирурга занесло в Ромсдальфьорд, и что вам известно о положении вещей здесь? — От холода его уже достаточно сильно потрясывало, но Иверсена не сильно заботил этот факт.
— Погодите, вы же совсем замерзли. Давайте я заварю вам хотя бы чай, и тогда мы сможем спокойно, — она на секунду задумалась, но все же закончила фразу, — обсудить то, что здесь происходит.
Напиток оказался весьма бодрящим и согревающим, а пар нежно обволакивал лицо, умиротворяя одним только ароматом. Сделав несколько глотков, Конрад почувствовал, как жидкость, не самая приятная на вкус, скатываясь по горлу, прогоняла ётунский мороз, скопившийся в костях.
— А чай…
— Да, ваш. Рагнхилль предупредила о холоде, который исполины приносят, и что всех в лагере стоит поить только отваром бальдрсбра[9].
— Вы поражаете своей способностью учиться при любых обстоятельствах, Полина Ильинична. Не каждый врач может ясно мыслить в полевых условиях.
— Профессор Иверсен, очевидно, вы меня переоцениваете, — она опустилась на скамью рядом с ним и уперлась локтями в колени. — Мне еще столько предстоит узнать.
— Что же, поведайте тогда, насколько глубоко вы погружены во все это, — он как-то неоднозначно обвел свободной рукой помещение, и все же женщина прекрасно его поняла, но с ответом не спешила.
— Достаточно сильно, чтобы подписать договор о неразглашении, — честно сказала она, повернув голову в его сторону.
— Это касается всех прибывших?
— Да.
Молчание затянулось, и бодрящая жидкость в кружке закончилась. Пока Лёвушева отлучилась за новой порцией отвара, Иверсен, подойдя к столу и повинуясь зову любопытства, бегло изучил его. Взгляд зацепила одна небольшая серая книжка и, взяв ее в руки, он не смог сдержать улыбки. Белыми буквами на обложке было написано: «Русско-норвежский разговорник».
— Профессионал во всем и всегда, — буркнул он себе под нос, аккуратно листая тонкое пособие.
Выхватив карандаш из стаканчика, мужчина возвратился на свое место, увлеченно занявшись исправлением определенных моментов. Именно за этим делом уже с двумя кружками в руках и застала его Полина.
— Даже здесь вы больше профессор, чем… — она замялась и прикусила губу за излишнюю разговорчивость, но Конрад мгновенно поднял голову, отвлекшись от занятия.
— Чем кто? — Он весь обратился в слух, но ответа не было. Тогда он повторил вопрос: — Чем кто, Полина Ильинична? Что вы хотели сказать?
— Чем аскеманн, — сдалась она, протянув кружку, но мужчина поставил ее на скамью рядом с собой. — Я видела других, и вы…
— И я не похож на них, — с еле заметным весельем завершил за нее мысль Иверсен. — Конечно, ведь я живу здесь около двадцати лет. Больше, чем на своей родине.
Лёвушева больше ничего не спрашивала, а потому Конрад вернулся к прежнему делу. Он сильно углубился в процесс и не заметил, когда женщина оказалась так близко, заглядывая в книжку. Она чуть ли не положила голову ему на плечо, пытаясь рассмотреть, чем именно он был занят. Профессор очень усиленно исправлял кажущиеся Полине незначительные ошибки, словно он держал в руках исследовательскую работу. Такое сравнение немного позабавило нейрохирурга, и она решилась наконец спросить:
— Так что вы делаете? — поинтересовалась Лёвушева, указав рукой на исписанную страницу.
— Помогаю. Аскеманнский, конечно, очень похож на норвежский, но все же есть отличия. Если хотите, чтобы вас лучше понимали, то… — Иверсен начертал последнюю ремарку и передал книгу истинной хозяйке, — воспользуйтесь моей версией.