— Да-да. А чужими руками вдвойне лучше. Я тебя понял, я тебя услышал, а теперь мне пора за ноутбук. В отличии от некоторых, мне не платят за отлеживание боков и любование прекрасными дамами в белых халатах, так что прошу простить и отпустить.
— Ладно, работай, трудоголик. Не забывай, ты обещал меня навестить, — напоследок бросил Виктор и скинул вызов.
— Как же тут забудешь, — размяв шею, сообщил он пустой квартире, и под шум дождя, смешанным с удалявшимся громом он вернулся к статье, готовой уже на добрую треть.
Вынырнуть из работы Иверсену удалось лишь к позднему вечеру, а сон из-за сбитого режима совсем не шел. Оставив ноутбук в гордом одиночестве, он устроился поудобнее на диване, разглядывая листок с прелюбопытным шифром. Мужчина не мог перепутать: он видел его раньше, но он никак не ожидал, что давнее предсказание норн[5] даст о себе знать таким нетривиальным способом. Воспоминания тускнели, некоторые события исчезали из памяти, но только не это.
Спустя двадцать лет Иверсен помнил тот момент, словно он был час-полтора назад и, глядя на одну единственную строку рун, давний разговор снова зазвучал в его сознании.
— Юноша, что вы хотите узнать? — Три голоса словно один задали обыденный вопрос, но все же с флером таинственности и чарующей неясности.
— Мое будущее, — четырнадцатилетний Конрад ответил той же монетой женщинам без возраста напротив, которые как ни странно очень хорошо его поняли.
Без докучливых уточнений они приступили к делу. Трижды отличные друг от друга ладони исчезали в черном непроницаемом мешочке с темно-зелеными завязками, и трижды каждая из норн клала аккуратный деревянный кругляшок на стол. Когда девятый коснулся деревянной поверхности, Иверсен напряженно вгляделся в них.
— Я не понимаю. Объясните мне, — сбивчиво произнес он, подняв голову и силясь отыскать поддержку у женщин, которые неожиданно вышли из-за стола. — Не уходите. Вы не сказали мне ни слова по поводу моего будущего.
— Запомни, эти руны, — посоветовала норна справа.
— Они определяют твою судьбу, — добавила средняя.
— А значение их придет к тебе само, — успокоила последняя из них, и развернувшись, не позабыла закончить фразу: — В нужный миг.
Это короткое предсказание оставило необъяснимое послевкусие, но разочарования тогда еще совсем юный Конрад не почувствовал. На уровне внутренних органов он уловил всю правильность момента и озвученных ему слов. И пусть разум вопил о том, чтобы он ухватился за норн и расспросил их, сердце все же воздержалось от мимолетного порыва, оставив все как есть. И вот по прошествии стольких лет он снова встретился с рунами.
— Словно увиделся со старым другом после мучительно долгой разлуки, — прошептал Иверсен, обведя средним пальцем надпись.
Манназ, Райдо, Йера, Дагаз, Турисаз, Иса, Соуло, Эйваз, Отала — он замечательно понимал их смысл по отдельности, а вот сложить все в единое целое не удавалось. Он было подумал, что сейчас то самое подходящее время, когда на него снизойдет озарение, но он оказался не прав. Сколько бы профессор не сверлил взглядом бумагу, тайна не раскрывалась. Ее близость томила, увлекала, но, будто лунный свет, она проскальзывала сквозь пальцы. Иллюзия, которая была одновременно горька и сладка на вкус. Иллюзия, которой нельзя поддаваться слишком долго.
Момент не настал.
— Если бы я знал истинный подтекст, — задумчиво добавил Конрад и положил листок на медленно вздымавшуюся грудную клетку, — и, если бы я знал истинные мотивы Лёвушевой. Если бы…
Очередное предложение сослагательного наклонения повисло в воздухе, приняв участь никогда не стать завершенным.
Мозговая активность абсолютно не желала сокращаться, лишив Иверсена очередной возможности лечь до полуночи. Вернувшись к преданному в работе другу — ноутбуку — он собрался отвлечься от литературоведческой деятельности и отправился на Ютуб.
Обычно мужчина был против бесцельного зависания на видеохостинге, сделанному по принципу беличьего колеса. Все начиналось с одного небольшого, казалось бы, полезного материала, а потом человек обнаруживал себя досматривающим совершенно абсурдную вещь, которую он никогда не открыл бы на трезвую голову.