— Это весьма необычно. В отчете сказано лишь про отсутствие глазных яблок, но без уточнений. Какой дилетант заполнял форму? — раздражено спросил мужчина скорее у стен морга, чем у самого Конрада. — Здесь, здесь и здесь грубые упущения важной информации, — он тыкал в документ, и казалось, что он одним только взглядом был готов в тот же миг сжечь бумагу.
Иверсен предпочел отойти чуть в сторону и не мешать завершать экспертизу, так ленно выполненную неопытным сотрудником. Экланн был довольно щепетилен в вопросах своей работы и особенно заключений, которые судмедэксперты давали по итогу всех процедур.
Его повышенная ответственность порой напрягала начальство, но никто не смел жаловаться. Ведь никому не нравилось тратить время на переделывание работы, а после Семёна это никогда не грозило. Однако он был вынужден постоянно сталкиваться с новичками, торопившимися все сделать в один миг и по неопытности пропускающими такие важные мелочи как сейчас с Орловым.
— Я этому Труханову завтра все фаланги переломаю, — пообещал мужчина и, сделав последние заметки на отдельном листе, расслабленно выдохнул. — Я, конечно, все понимаю: тело привезли к концу рабочего дня, давление от начальства, на которое в свою очередь давит СМИ… однако за такую безалаберность в работе, — он многозначительно провел большим пальцем по шее, — нужно наказывать.
— Не хотел бы я с тобой работать.
Конрад обошел друга, пока тот закрывал холодильную камеру, и заглянул в пометки по делу. Понять профессиональную лексику судмедэксперта оказалось выше его сил, а потому он скоро обратился к нему за помощью. Тот лишь ограничился парой комментариев, а затем предложил:
— Давай мы покинем эту часть и вернемся в чистую зону. Беседа предстоит непростая, да и по времени мне уже положен мой законный ночной перекус. Мозговая активность требует подпитки.
Сдаваясь, Иверсен поднял руки и проследовал за Экланном, настроение которого считывалось с трудом. Мысли мелькали разные, но ни одна из них не была оптимистичной. Конрад прекрасно осознавал, что последствия смерти Орлова куда обширнее, чем просто материал для журналистов на недели две.
— А теперь рассказывай про ученого все, что тебе известно, — безотлагательно приступил к сути Семён.
До рассвета оставалось часа два, а до прихода Труханова на рабочее место — три с половиной. Мешкать было нельзя, и Иверсен уложил весь свой рассказ ровно в то время, которое понадобилось судмедэксперту на перекус.
— Что скажешь?
— Ты прав. Орлов явно нашел способ перемещаться в параллельных мирах, но не успел поделиться этим с коллегами.
— Его убрали с шахматной доски, и это явно не свои…
Конрад сложил ладони в замок и уперся в них подбородком. Взгляд блуждал по стене, увешанной картинами с морскими лейтмотивами, а рассудок складывал все звенья цепи в единое целое. Не хватало лишь одного элемента.
— Твоим размышлениям станет легче, если я скажу, что глаза Александра Александровича высосали?
— Определенно! Тогда все, совершенно все, становится на свои законные места, — вскочив на ноги, Иверсен принялся мерить комнату широкими шагами, спрятав руки в карманы домашних штанов. Пальто грозилось слететь с плеч, но мужчину это совсем не заботило. Семён же молча наблюдал за каждой микроэмоцией на его лице и ровным дыханием, несмотря на быстрый темп. — Это значит лишь одно: код Ё.
— Я бы воскликнул: «Ёмае», — да только это не отразит всю ситуацию корректно. Здесь требуется словцо покрепче.
— Согласен, — хмыкнул Конрад и застыл на одном месте. — Вот тут мне и нужна твоя помощь, — заметив озорную улыбку, он поторопился исправиться: — И я не ругательства имею в виду, а помощь с включением общего сигнала.
Экланн покинул свое место и ободряюще хлопнул Иверсена по плечу.
— Ты обратился по адресу, дружище. Ты же знаешь. — Он протянул связку ключей и, вложив их в ладонь, крепко сжал пальцы. — Поезжай ко мне. Где устройство, ты видел. Подготовь его.
— А твои…