— Вот как правят коммунисты!
Я попытался заставить себя сосредоточиться на всех этих вопросах, имевших, кстати говоря, самое прямое отношение к избирательной кампании. Как дать отпор нашим врагам? Как доказать, что это они виноваты в возникших трудностях? Вероятно, прежде всего надо сказать избирателям не о наших будущих планах, а о том, что всех интересует сейчас, в данный момент…
По улице проехал человек верхом на лошади. Короткая бурка и высокая остроконечная кушма говорили о том, что он из горного района. Молодой горячий жеребчик под ним напомнил мне ночной сон и голубого коня, на котором я мчался рядом с отцом… С какой скоростью неслись наши голубые кони! Со скоростью ветра! Со скоростью мысли!
Улица опустела. Дождь прекратился, но небо все еще было обложено темными тучами. Какое сегодня число? Осень уже давно началась… Мысли мои перескакивали с одного предмета на другой. Я думал о будущем и одновременно вспоминал о прошлом. Обрывки давнишних событий рисовались мне так отчетливо, как будто все это было вчера… Осень…
Дождь и ветер…
Дождь и ветер…
Дождь и ветер…
Неожиданно мне вспомнилась бухарестская осень… Я увидел Бухарест моей юности. Много лет назад, вот в такой же пасмурный осенний день, я разгуливал по бухарестским улицам, снова вернувшись в столицу — уже в который раз. Война кончилась, и я приехал в Бухарест искать свое счастье. Впрочем, я не очень-то его искал, ибо уже знал, что тот, кто усиленно отдается поискам счастья, никогда его не находит. И вот я разгуливал по столичным улицам, не имея ни денег, ни службы, ни даже постоянного ночлега. В те годы мне часто приходилось переезжать с места на место. И в Бухаресте я тоже беспрестанно кочевал из одного района в другой. Мне надоел Грант и не понравилась улица Попа Нан. Не задержался я и в районе Тей. От своей последней хозяйки в районе Обор я сбежал ночью, через окно. И поселился на другом конце города, на улице Иночента. Дом, в котором я здесь обосновался, был небольшой, но людный: в пяти комнатах жило пятеро жильцов. В шестой, вернее, в чулане — я.
— Платить ты не будешь, — объявила хозяйка, полная круглолицая женщина с беспокойным блеском в глазах. — Ни одной леи я с тебя не возьму.
Я испуганно уставился на хозяйку.
— Как это — ни леи? Если вы не будете брать с меня денег, вы, наверно, потребуете что-нибудь другое. Что же вы от меня потребуете, мадам?
— Остановись, сумасшедший, — воскликнула хозяйка, — что ты несешь? Представляю себе, что ты вообразил… Слушай: ты будешь убирать комнаты остальных жильцов. Это тебя устраивает? Надеюсь, ты умеешь держать в руках метлу?
— Согласен!
К дому на улице Иночента примыкал небольшой сад. Хозяйка, вдова по имени Зэвораш, разгуливала перед окнами своих жильцов с толстой палкой в руках и рассуждала вслух:
— Женщинам я не сдаю комнат. Терпеть их не могу в доме. Да и мужчине сдам, только если он пообещает не водить сюда баб. Хочешь бабу? Отправляйся на пустырь… Напорешься на ее любовника? Ноги на плечи и удирай. А если не хочешь лишней мороки, приходи ко мне.
— Не надо, мадам. От вас мне ничего не нужно.
— Ладно, — сухо и насмешливо говорила вдова. — Посмотрим.
Закончив уборку комнат, я тотчас же уходил из дому.
Как хорошо бродить по большому городу!
Вот он, Бухарест, со всеми своими монументами и церквами, пригородами и пустырями… Вот веселый, беззаботный Бухарест, со своими бодегами[4], кофейнями, ночными заведениями, публичными домами, с ярко освещенными окнами и подъездами, подвыпившими прохожими, мрачными вышибалами, хитрыми полицейскими! А вот другой Бухарест — печальный и сумрачный, с ветхими крышами и покосившимися стенами, с бедными лачугами, свалками, грязными базарами… Я уже знал этот город не хуже, чем знал когда-то родное село Омиду.
Вот знаменитая Каля Викторией. Шум и давка на этой узкой и кривой улице, где даже ночью тесно от прохожих и проезжих, кружили мне голову. Здесь можно было увидеть автомобили всех марок: роскошные «паккарды» и «кадиллаки», рядом с дешевенькими «фордами» — знаменитый «роллс-ройс» и высоченные «стайары». Все они гудели, скрипели тормозами и угрожающе рычали, обгоняя друг друга.