Влетев, в наш сарай сразу же усмотрел непорядок.
— Иванов! Сапоги надень свои, а эти убери подальше сейчас же, пока никто не видел. Вообще все, что с самолета взяли, кроме оружия спрятать! Нам мародерку шьют, трибуналом грозили.
Народ сразу же обеспокоенно забегал, бормоча под нос удивительно солидарные мнения о командовании. Те, кто вчера не участвовал в подвиге, мнения в целом разделяли, но героев подкалывали. Ну да ладно, это от зависти. Сами-то ни трофеями не разжились, ни боевых граммов не получили. Занял их подготовкой пулеметов к передаче. Приказал протереть тряпочкой и спрятать ленты с патронами. Сказано пулемет отдать, значит, только пулемет и отдадим. Все закончилось минут через двадцать. После чего собрались на учебную езду. В этот раз ехали на втором броневике, который Огурцов, наконец-то, объявил готовым к употреблению. От идеи подготовки только двух водил я, подумав, отказался и готовил две пары. Мало ли что. Покатушки прошли как обычно. Ребята осваивались за рулем и больше не пытались согнуть баранку побелевшими от напряжения пальцами. Пулеметчики тоже начали приспосабливаться к качке. Надежда не застрять посреди поля под огнем стала чуть менее робкой. К обеду, как обычно, вернулись. Пулемет уже увезли и даже, чего я не ожидал, сразу отдали русскую спарку. Так что я, поев, принялся писать рапорт о вчерашней поездке и бое с самолетом, который здесь называли исключительно аэропланом.
— Воин Сергий?
Я, озадаченный таким обращением, обернулся. Рядом стоял священник, правда, какой-то странный, не по канону выглядящий. Нет, борода, хоть и короткая, ряса, крест — все было на месте. Непривычным был общий образ: спортивная фигура, сапоги под явно укороченной рясой и стриженная наголо голова под форменной черной шапочкой. Не знаю, как это шапочка называется. Священник, оценив мой удивленный вид, истолковал его по-своему и смущенно поправил шапочку.
— Что делать, приходится по-окопному ходить, а то вшей не избежать. Вы ведь фельдфебель Пациент?
— Да, а что?
— Вы исповедоваться не желаете? Неделю ведь уже в армии почти, да и в госпитале, как я слышал, Вы не смогли исповедоваться и причаститься.
Все-то он знает. В госпитале ко мне действительно подходил местный священник. Тот был совсем другим. Уставшим и каким-то грустным. В нашу палату он заглядывал по обязанности и без всякого желания — господа офицеры к церковникам относились иронично. Тогда я сообщил, что исповедоваться не могу по причине потери памяти, получил записку с текстом "Отче наш" и "Богородица дево, радуйся" и наказ читать их утром и вечером.
— Вовсе не неделю, да и каяться мне пока не в чем. Времени у меня грешить нет, занят все время. — поспешил я отмазаться. Общения со священниками я опасался. Правду говорить все равно нельзя, а врать стыдился, да и опасно — расколят на раз.
— А правило утреннее и вечернее читаешь, раб божий?
— Э-э-э… ну-у-у… Солдаты читают, а я слушаю. — сказал чистую правду, умолчав, что читают не все, а я слушаю обычно из своей лежанки. Если уж совсем точно, то именно молитвы меня и будят.
— Это хорошо, но и самому молитву хоть иногда читать надо. От этого душе легче.
— Постараюсь, Отче. — как можно искреннее пообещал я.
Священник еще минуты три поговорил со мной и пошел к солдатам. Я выдохнул и продолжил писать. В том, что о трофеях ему никто ничего не скажет, я был почему-то уверен. Не заметил я тут особого пиетета к священничеству даже у истово верующих.
После обеда поехали в мастерские. Вчера-то не успели, а дело нужное. Первое что увидел по приезду несколько пушек разной степени разукомплектованности во дворе. Мастерские числились артиллерийскими, так что не удивился. Внутри обнаружил еще и изувеченные пулеметы. Странно, думал это должно в оружейной мастерской быть, хотя не слышал, чтобы тут такая была. Пока осматривался ко мне подошел мужик в старой испачканной маслом гимнастерке и, козырнув, представился.
— Ефрейтор Иван Сергеевич Дроботенко. С чем пожаловали, господин фельдфебель?
— Я командир бронеотряда Пациент. Слышали про нас? Отлично. Пришел наладить сотрудничество.
— Это дело хорошее. Давайте, что ли, посмотрим на ваши машины. Вы на них приехали?
— На ней. Мы их по очереди выгуливаем.
— Понятно.
Ефрейтор направился на улицу и, обойдя броневик по кругу, рассмотрел его. Ритуально попинав колеса и спросив про сбитый аэроплан, полез смотреть двигатель. К этому моменту к броневику стянулись и остальные рабочие. Я же разглядывал пушки. Колес не было ни у одной, но мое внимание привлекли щиты.