Девушка звонко смеялась под звуки оркестровой музыки. Ее красота напомнила мне вызревший плод, готовый в любую секунду упасть с ветки дерева. Его нужно было сорвать до того, как он упадет.
Она находилась на грани, и это привлекало.
Маки желал ее с жадностью измученного суровым голодом. Его страстное желание пробудило и во мне зачатки страсти. С этого начались мои злоключения…
Неожиданно один из друзей откидывается на спинку стула и поворачивается ко мне. Губы его шевелятся – он что-то говорит. Но из-за музыки я ничего не могу разобрать. Поэтому наклоняюсь к нему поближе.
– Маки думает передать сегодня этой мэдхен[5] письмецо, – повторяет он чуть громче.
На его голос оборачиваются Маки и еще один наш товарищ, смотрят на нас. Улыбаются серьезно. А затем все возвращаются к прежнему занятию: умолкают. Я один меняюсь в лице. Пытаюсь скрыть это за сигаретным дымом. Однако молчание, до того момента казавшееся приятным, внезапно становится удушающим. Джаз удавкой стягивает шею. Я хватаю стакан. Собираюсь выпить. Но пугаюсь собственного лихорадочного взгляда, отразившегося в стаканном донце. Сидеть тут дольше невозможно.
Я сбегаю на веранду. Царящий там сумрак остужает возбужденные глаза. И я, оставаясь незамеченным, принимаюсь издалека разглядывать девушку, стоящую под вентилятором. Подставляя лицо направленному потоку воздуха, она хмурится, и это неожиданно придает ей что-то возвышенное. Внезапно черты ее лица приходят в волнение. Она оборачивается в мою сторону и улыбается. Несколько секунд я пребываю в уверенности, что она улыбнулась, потому что заметила меня, наблюдающего за ней с веранды. Но очень скоро понимаю, что ошибся. С того места, где она стоит, мою застывшую в полутьме фигуру не разглядеть. Должно быть, ее жестом подозвал кто-то из гостей. Я гадаю: может, Маки? Девушка решительным шагом движется прямо на меня.
Чувствую, как тяжелы мои руки – словно налившиеся плоды. Опускаю их на перила веранды. К ладоням пристает покрывающая перила пыль.
В тот вечер сердце мое потерпело мгновенное крушение: так переворачивается разогнавшийся до предельной скорости велосипед. Это она задавала темп моему сердцу. А теперь скорость мгновенно упала до нуля. И похоже, собственными силами подняться я уже не способен.
– Тебя к телефону, – сообщает мать, заходя ко мне в комнату.
Я не отзываюсь. Мать недовольно ворчит. Наконец поднимаю голову и гляжу на нее. Изображаю на лице немую просьбу: «Оставь меня, пожалуйста, в покое». Мать смотрит с беспокойством и выходит из комнаты.
Стемнело, но я не собираюсь идти в кафе «Сяноару». Не спешу больше туда, где эта девушка, где мои друзья-приятели. Замер посреди комнаты, не шевелюсь. И прилагаю все усилия к тому, чтобы ничего не делать. Сижу, опершись локтями о стол, – голова покоится в ладонях. Под локтями книга, вечно открытая на одной и той же странице. Там, на этой странице, изображено чудовище. У него такая тяжелая голова, что оно само не способно ее удерживать. И потому она вечно катается по земле вокруг него. Периодически оно разжимает челюсти и сметает языком раскисшую от его дыхания траву. Однажды, не соображая, что творит, оно сожрало собственную ногу… Ничто и никогда не вызывало во мне более светлой грусти, чем это чудище.
И все же особенно долго – вот так, мучаясь, – человек жить не может. Это мне известно. Но тем не менее я даже не попытался избавиться от боли; а почему? В действительности я, сам того не сознавая, ждал… Ждал чуда: что кто-нибудь из приятелей придет и, удивленный, порадует известием, дескать, предмет ее страсти нежной – не Маки, а ты.
Как-то в предрассветный час мне приснился сон. Привиделось, будто мы вдвоем с Маки спим, растянувшись на спине посреди зеленой лужайки, кажется, где-то в парке Уэно[6]. Я неожиданно открываю глаза. А Маки по-прежнему спит – не добудишься. Я между тем вижу, как на краю лужайки откуда ни возьмись появляется она в компании еще одной официантки: тихо переговариваясь, они неспешно движутся в нашу сторону. Она рассказывает подруге, что на самом деле любит меня и что поначалу не поняла Маки: думала, он передает ей мое письмо, а оказалось – свое собственное. Девушки проходят прямо перед нами, но нас при этом не замечают. Я несказанно счастлив. Украдкой гляжу на Маки. А тот, оказывается, проснулся.
– Крепко же ты спал, – говорю.
– Я? – На лице Маки появляется странное выражение. – Разве это я спал, не ты?
Глаза мои закрыты – я сам не заметил, как веки опустились.
– Ну вот, снова засыпаешь, – доносится до меня голос Маки, и я стремительно погружаюсь в сон…
6