Василий Скородумов
Ветер перемен
ВСЕЛЕННАЯ МЕТРО 2033
Часть 1. ПРЕДДВЕРИЕ ПЕРЕМЕН
Глава 1. Жизнь под землей
Эх, старые добрые времена, когда можно было отдать
свою жизнь за построение нового мира, а умереть в старом.
(А. и Б. Стругацкие)
Чтение – одна из немногих отрад в мрачном метро, последнем пристанище человека после Катастрофы. Хотя времени для развлечений здесь почти никогда не хватает.
Станция, на которой я живу – "Ладожская" – располагает неплохой библиотечкой. Свыше трехсот книг и большое количество журналов и газет. Идея создать библиотеку родилась лет пятнадцать назад. Люди нуждались в книгах, ведь книги – это знание. Взрослые за чтением проводили минуты досуга, а дети по книгам познавали мир, который, возможно, никогда не увидят.
Всю литературу в метро доставляли исследователи поверхности – или как иначе их называют в метро "ресичеры". Помимо книг, они много хороших вещей приносят с разъеденной атомной войной земли. Смелые ребята, совершая вылазку на поверхность, они каждую секунду рискуют своей жизнью, чтобы добыть для нас, жителей метрополитена, что–нибудь полезное. Там, наверху, в прожженном радиацией Петербурге, говорят, живут страшные неведомые твари, встреча с которыми, в большинстве случаев, может оказаться последней.
С одним ресичером, да и единственным на нашей ветке, я знаком лично. Его Леня зовут. Хороший парень, добрый, отзывчивый, обязательно что–нибудь из своих вылазок мне притащит.
Вот, например, сейчас я держал в руках газету "Комсомольская правда", датированную 5 мая 2010 года – очередной подарок Лени. И хотя новости в ней были старые–престарые, более чем двадцатилетней давности, все равно было интересно вспомнить, что происходило в мире в то время. Тем более что в детстве я газет никогда не читал.
"Комсомолка" эта в основном посвящена 65–летию победы Советского Союза в Великой Отечественной Войне. Помню парад, показанный по телевизору, красивый он был, масштабный такой. Солдаты, марширующие нога в ногу, военная пехотная техника, самолеты. Я тогда мечтал тоже оказаться одним из участников парада. Все бы смотрели на меня с завистью.
Мечте моей не суждено было сбыться. Через три года я оказался в метро. Какие здесь могут быть парады? Да и нет уже, наверное, в живых тех людей, благодаря которым мы еще живем.
Живем...
Да разве ж это жизнь? Постоянно пребывать в страхе, ожидая, что на нас нападут «красные». Жить, когда на каждый день выделяется ограниченная порция еды! То же самое было и во времена Второй Мировой. Двести грамм хлеба – суточная норма. Да. Сейчас у нас, конечно, выдаются не такие крохи и рацион побогаче, но в чем–то все же есть сходство. Тогда была война и сейчас война – атомная, последствием которой стало переселение людей в подземку, пожалуй, единственное место, не зараженное радиацией. Да и то, как сказать; говорят, на Ленинском проспекте жизнь невозможна по причине высокого уровня зараженности. Еще бы – всего восемь метров под землей.
Итак, я раскрыл газету. Первые две страницы посвящены Параду Победы. На картинке изображена мощная машина – Тополь–М. Я помню ее, гигантская махина. Хотел бы я на ней прокатиться, да какой там... Эх, мечты, мечты...
Я на поверхности вот уже двадцать лет не был. Да и буду ли когда–нибудь?
Читаю дальше: "Стволовые клетки поставляют из... моргов". Страсти–то какие! Стволовые клетки… Это что же получается, клетки из стволов сделаны? Это наверняка из разряда медицины, что бы я в этом понимал! Биологию я в школе не проходил, не успел, а медицинская литература мне под руки не попадалась. Вот учебник по физике мне Леня как–то принес. Странные вещи там написаны, скажу прямо и откровенно. Странные и совершенно непонятные.
"Слухи о разводе Заворотнюк и Чернышева развел Жигунов". Интересно было бы почитать, если бы только я знал, кто все эти люди. Скажу одно, эта самая Заворотнюк – красивая женщина. Таких в нашем метро раз, два – и обчелся. Хотя на самом деле, может, она и некрасивая вовсе. Полчаса в «фотошопе» и никаких дефектов. Уж я–то знаю, приходилось мне работать с этой программкой.
Так, что у нас дальше? О, программа передач на неделю. Я наверняка что–то видел по ящику из этого списка в тот день двадцать три года назад. Сейчас же телевизор я не смотрю. Да какой там к черту телевизор – у нас здесь даже радио не ловит. Скукота полнейшая, никакого «развлекалова». Нет, конечно, всегда есть, чем заняться. Можно сходить на «Новочеркасскую» и посмотреть, как в загоне копошатся свиньи. Это довольно забавно. Вот только зрелище на десять минут; если ты просидел, пялясь на хрюшек больше этого времени, тебя пора самого бросать к ним в загон.
На «Пробке», как еще иначе называют «Проспект Большевиков», иногда играют в футбол или волейбол. Но делают это крайне редко. Раз в месяц, может быть. А все потому, что это очень сложный и длительный процесс – организовать матч. Очистить поле – убрать со станции все палатки, огородить площадку, чтобы мяч не попал на железнодорожные пути, собрать команду. И стоит ли тратить полдня ради двух часов удовольствия? Лично я так не считаю, хоть иногда и играю.
Опять–таки, литературку какую–нибудь почитать. Для меня любая новая книга, если это только не учебник по физике, уже неописуемая радость. Я обожаю читать: фантастика, фэнтези, детская литература, детективы, даже любовные романы – мне все нравится. Тем более что я человек, толком ничего не знающий о мире наземном, многое узнаю о нем как раз из книг и журналов. Что было…, а что должно было быть.
Любовь к чтению во мне привила мама, самый родной мой человек. Кроме нее у меня больше никого не осталось. Папа погиб в автокатастрофе через три дня после моего рождения, так что я его видел только на фотографиях. До трех лет мама воспитывала меня одна. Но потом она вышла замуж за отнюдь небедного банкира. Этого человека совершенно не испугал тот факт, что он женился на женщине с ребенком, видимо, его такой вариант устраивал, или же ему было все равно. Как бы то ни было, он обращался со мной, как со своим собственным сыном: покупал то, что я попрошу, ходил со мной в зоопарк, цирк, парки аттракционов. В общем, он мне нравился. Вот только папой я его никогда не называл. Попросту не мог, понимал, что он не родной мне человек. А потом, когда его банк разорился, мы остались практически без денег. Отчим не смог с этим смириться. Вскоре бутылка стала его лучшим другом. В итоге он спился; стал поносить мою маму самыми грязными словами, орал на меня по малейшему поводу, пару раз дело доходило до рукоприкладства. Мой отчим вконец испортился.
Когда по радио и телевизору сообщили, что в городе, как, впрочем, и по всей стране, объявлено чрезвычайное положение, он был дома, как обычно вдрызг пьяный. Спастись он не успел. Наверное. А мы с мамой тогда были в метро, возвращались с рынка – ездили покупать мне летнюю куртку, в тот день как раз была распродажа.
Таким образом, мы с мамой остались в подземке одни. Больше у меня родственников здесь не было. Помню, когда все станции перекрыли, я очень испугался. Мама стала меня успокаивать, говорила, что это ненадолго, что скоро все пройдет, и мы отправимся домой. Я быстро успокоился и стал ждать. Но ждать пришлось слишком долго…
С тех пор прошло двадцать лет, а я на поверхность так и не вышел. Здоровье мамы от жизни в суровом и влажном климате мрачного подземелья подкосилось. Она захворала, почти не вставала с матраса, заменяющего ей кровать, и периодически кашляла, так глухо и так сильно, что когда я слышал, как она мучается, у меня сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я бы хотел помочь ей, но дядя Вова, наш с мамой хороший знакомый, говорит, что ее случай почти безнадежен. А уж он–то в медицине больше моего смыслит, хотя сам по профессии не врач. Да я и сам все понимаю. Ей бы в нормальную больницу, чтобы полечили как следует, на ноги поставили. Вот только где ж в метро такие условия найдешь?
Эх, мама, мама. Ты на протяжении всей своей жизни делала для меня столько хорошего, а я для тебя ничего не смогу сделать. Разве что побыть с тобой в трудную минуту…