Саулина подошла, низко наклонив голову и лихорадочно пытаясь понять, какую ошибку она допустила. Что могло случиться? Пока шло представление, она все время ощущала на себе упорный взгляд маркизы, едва не прожигавший ей кожу. Чем она заслужила такое пристальное внимание?
Дамиана и в самом деле наблюдала за Саулиной на протяжении всего представления, спрашивая себя, какое отношение может иметь к семейству бродячих акробатов эта девочка, столь непохожая на остальных, с таким удивительным и прекрасным лицом, с короной золотистых кос на голове и одетая с таким необычным изяществом.
— Как тебя зовут? — ласково спросила маркиза.
— Меня зовут Саулиной. К вашим услугам, госпожа маркиза, — ответила девочка, краснея от смущения и страха.
Неужто такая знатная дама позвала ее только для того, чтобы узнать, как ее звать?
— Почему ты не работала вместе с остальными?
Так вот почему ее позвали! Чтобы наказать за безделье, за то, что она не работала. Саулина взмолилась, чтобы все ограничилось запретом на участие в праздничном ужине. Она взглянула в лицо маркизы — безупречный овал, обрамленный мягко вьющимися волосами неповторимого огненного оттенка, прославленного на весь мир художником Тицианом. В отличие от заносчивых и надменных красавиц, виденных ею в доме Джузеппины Грассини, эта женщина показалась Саулине участливой и доброй.
— Тебе страшно?
— Да, госпожа маркиза, — еле слышно ответила Саулина.
— Но почему?
— Не знаю, синьора.
Она заметила изящную нитку жемчуга на шее у Дамианы, и в ней опять проснулась неодолимая тяга к миру господ, частью которого была красавица-маркиза. И хотя такая безумная мысль была равносильна святотатству, Саулина, сама себе поражаясь, подумала: «Я могла бы занять ее место. Мне хотелось бы быть ею, маркизой Альбериги д'Адда».
Захваченная собственными мыслями, она не расслышала следующего вопроса Дамианы.
— Ты меня слышала? — переспросила маркиза, пока ее муж с веселой улыбкой следил за ходом переговоров.
— Нет, синьора, — честно ответила Саулина.
— Я спросила, принадлежишь ли ты к семейству Чампа.
Саулина опять покраснела и опустила взгляд.
— Я из крестьянской семьи. Путешествую с акробатами Чампа, но ношу другое имя.
Маркиза пристально взглянула на девочку, в бездонных глазах отражалось пламя факелов.
— И что же это за имя?
— Саулина, синьора. А фамилия — Виола. Это чистая правда, госпожа маркиза, клянусь вам.
Маркиз Феб повернулся к жене.
— Elle est très jolie, n'est-ce pas?[13] — сказал он по-французски, чтобы девочка не поняла.
— Elle est ravissante[14], — поправила его Дамиана. — Это одно из тех существ, которые пленяют наш ум и наши чувства. — Она по-прежнему говорила по-французски, и было видно, что встреча с этой девочкой отчего-то встревожила ее.
— Вы правы, дорогая. «Ravissante» — это совершенно верное определение, — согласился Феб, не сумевший разглядеть на лице жены признаки внезапной тревоги.
Саулина в страхе спросила себя, что будет теперь, когда господа вдруг заговорили на том же странном языке, на котором, как ей уже приходилось слышать, синьора Грассини объяснялась с Бонапартом. О чем они говорят? Может, решают ее судьбу, пользуясь тем, что она ничего не понимает?
Страх, затмевая разум, подсказывал ей самый легкий и привычный путь: бегство. Внимание, внезапно проявленное к ней этим дворянским семейством, показалось Саулине подозрительным. Но она все-таки сдержалась и осталась на месте, поглядывая на них с настороженностью загнанного зверька.
— Не нужно бояться, — попыталась успокоить ее Дамиана.
— Да, синьора, — с достоинством ответила Саулина.
— Я хочу, чтобы завтра ты снова пришла сюда меня развлечь.
«Вот и пойми их, этих господ», — подумала Саулина. Вслух она сказала:
— Я была бы очень рада услужить вам, синьора.
У нее стало немного легче на душе.
— Я попрошу старика Чампу разрешить тебе прийти на виллу, — улыбнулась Дамиана. — А теперь иди поешь вместе с остальными.
Саулина не заставила просить себя дважды.
— Спасибо, синьора, — поклонилась она и отправилась к друзьям, которые уже стали беспокоиться за нее.
— Чего они от тебя хотели? — спросил Икар.
— Кажется, маркиза скучает без компании. Она хочет, чтобы я вернулась сюда к ней завтра.
Икар что-то буркнул себе под нос: ему не понравилось, что кто-то хочет отнять у него подружку.
— Что ты сказал? — переспросила Саулина.
— Я говорю, что тебе повезло, — неохотно ответил он.
А Дамиана тем временем улыбнулась своему мужу. Он помог ей подняться и коснулся губами ее пальцев.
— Мне говорили, что женщины в интересном положении становятся капризными, — сказал он ей с нежным упреком, — но я прошу вас, моя дорогая, проявить сдержанность. Вы хотите ввести бродяжку в мой дом?
— Прежде всего, — возразила Дамиана, — вы сами слышали, что Саулина Виола не бродяжка, она крестьянская девочка. И почему я должна лишать себя приятного общества, пока вы заняты улаживанием серьезных семейных дел со своей матерью и братом?
— Вы же знаете, я ни в чем не могу вам отказать.
Они пошли к дому, но на пороге Феб Альбериги д'Адда вдруг обернулся, и в этот краткий миг его взгляд выхватил в толпе других детей тоненькую и обворожительную фигурку Саулины.
В тот вечер, после того как камеристка помогла ей подготовиться ко сну, Дамиана на минуту подошла к окну, выходившему в сад, и подставила разгоряченное лицо прохладному дыханию ночи.
«Мне нельзя волноваться, — подумала она, — ребенку это вредно».
Легкий ветерок донес до нее пьянящие ароматы сада и полей. Раздражающе жужжали ночные насекомые.
«Я должна ему написать», — решила она, опуская тяжелую штору.
Несколько раз Дамиана беспокойно прошлась по комнате, потом присела к секретеру и набросала записку:
«Дорогой друг, — говорилось в ней, — нежданный случай предоставил мне возможность сделать вам приятный сюрприз. Дайте о себе знать, и прошу вас поторопиться. Обнимаю вас. Д.». Вложив листок в конверт, Дамиана запечатала его сургучом, после чего вызвала звонком камеристку.
— Пришли мне Джобатту, — приказала она заспанной девушке, — немедленно.
Джобатта работал на конюшне, а когда хозяева были на вилле, становился мальчиком на побегушках. Сообразительный, предприимчивый, он был особенно предан маркизе Дамиане и даже знал самую большую ее тайну, но он скорее дал бы себя четвертовать, чем выдал бы ее.
В дверях он снял шапку и почтительно поклонился. Дамиана протянула ему письмо и золотую монету.
— Немедленно отправляйся в гостиницу Лорето, — приказала она, — и передай это послание синьору Гульельмо Галлароли.
31
Гульельмо Галлароли занимал на третьем этаже гостиницы Лорето удобные апартаменты, состоявшие из кабинета, столовой и спальни. Это была типичная квартира холостяка, предпочитавшего гостиничное обслуживание частному дому и покинувшего городскую суету ради шелеста листьев, потревоженных ветерком, лесных шорохов и пения сверчков.
Стояла глубокая ночь. Его часы с репетицией прозвенели два раза, но Гульельмо Галлароли все еще и не думал ложиться спать. Он сидел за письменным столом в своем кабинете, снизу доверху заставленном книгами, у окна, открытого навстречу звездному небу. При колеблющемся свете свечи, вокруг которой вилась ночная бабочка, он наслаждался блестящим слогом Цицерона, одного из своих любимых авторов наряду с Сенекой, Монтенем и Вольтером.
Перед ним лежал раскрытый пергаментный томик, отделанный перламутром по переплету, некогда принадлежавший его матери. Книжка называлась «Мысли Цицерона для пользы любознательного юношества» и была напечатана в 1751 году в Королевской типографии Ту-рина.