- Да что вы, Татьяна Семеновна, - слабо оправдывается мама. - И ничего тут особенного нету. Ну, приходит человек, так ведь не выставишь его на улицу. Посидит, чайку попьет и уйдет. А что верующий он, так это вы не троньте. У всякого своя вера: у вас - своя, а у нас - своя. А какая из них истинная, один только господь знает.
Тетя Таня с размаху швыряет на плиту сковородку и уже не шепчет, а басит:
- Задурили тебе голову сектанты, совсем света белого не видишь. Извини, краем уха слышала, какие вы речи ведете. Страшные они люди, Анюта, загубят они тебя. Ни за грош загубят. А ты ведь молодая, вся жизнь у тебя впереди. Сына хоть пожалей, если себя не жалко. Худо ведь мальчонке разговоры ваши слушать. Отравите вы его. И так ведь уже искалечили Сашку, забыла разве?!
Мама не отвечает. Она входит в комнату, глаза у нее сухие, и губы туго поджаты. Я приподнимаюсь на локте и говорю ей:
- А ведь права тетя Таня. Прогони его, мамка, милая! Прогони! Ну зачем он тебе? Знаешь, как мне по вечерам без тебя скучно!
- Цыц ты! - резко кричит мать, и голос у нее незнакомый и грубый. - Не лезь куда не просят, щенок!
Она валится на кровать, зарывается лицом в подушку, и плечи ее начинают мелко-мелко трястись.
Я поворачиваюсь к стене.
Так приближается первое сентября.
Мама об этом дне не говорит.
Молчу и я.
Вечером 29 августа к, нам зашли дядя; Егор и Ленька. Ленька только что вернулся с работы и даже не успел переодеться. Он был в синем комбинезоне и клетчатой рубахе, а на лбу у него чернел след от машинного масла.
Ленька тряхнул короткими выгоревшими волосами и спросил:
- У тебя как в этом году со школой будет, Сашка?
- А никак, - равнодушно ответил я. - Какая уж тут может быть школа.
И кивнул на свои ноги, прикрытые простыней.
- Ну, это ты брось, - возмутился Ленька. - Что значит «никак»? Тебе в какой надо? В седьмой?
- В седьмой, - неохотно ответил я.
- Вот и будем заниматься дома. Доску к кровати тебе батя приделает, чтоб писать можно было, мы с ним уже говорили. А программу за семь классов я как-нибудь осилю. Что, не веришь?
И широко улыбнулся.
- Верю, - хмуро ответил я. - Только все это, Леня, ни к чему.
- То есть как это «ни к чему»? - вступил в разговор дядя Егор. - Ленька дело говорит, ты его слушай. Помнишь, я о руках как говорил? А все-таки голову на первое место поставил. Вот он и возьмется за твою голову, а я за руки. И сделаем мы, брат, из тебя мирового человека.
И дядя Егор прикусил свой ус.
- А через пару недель приедет профессор Сокольский, и меня, наверно, в клинику положат, - неохотно ответил я. - И вся моя учеба полетит, как будто ее и не было. Так что уж лучше и не начинать.
- Чепуха, - улыбнулся Ленька. - Никуда она не полетит. Начнем.
- Нет, не начнете, - резко поднимается с дивана мама. - Нечего мальчишке голову забивать. И без вашей школы проживем. Ему о душе думать надо, а не о школе.
- Вот как! - Дядя Егор распрямляется, становится даже как будто выше ростом и в упор смотрит на маму. - Ну, Анюта, знаешь, ты эти штучки брось! - грозно говорит он, раздувая усы. - Брось, понятно? Сама можешь хоть в бога верить, хоть в черта, а мальца мы тебе в обиду не дадим. Ему учиться надо. Разумеешь?
- Кто это «мы»? - вспыхивает мама. - Что это еще за хозяева над ним?
- Мы, советская власть, - чеканя каждое слово, говорит дядя Егор. - Нет такого закона, чтобы детей в секты вовлекать, жизнь им мутить. И не будет. И если тебе голову так заморочили, что ты ни о чем думать не хочешь, то мы о Сашке подумаем. А попробуешь ему учиться запретить, мы тебя, милая, быстро к порядку призовем. По всем советским законам. Ты это крепко запомни.
И он выходит, нервно покусывая ус. За ним, осторожно прикрыв дверь, выходит Ленька. Мама растерянно глядит им вслед.
Да, видно, здорово разозлился дядя Егор, если так резко заговорил с мамой. Раньше он с ней добрый был. Все о жизни толковал. Газеты приносил, радио сам починить брался, которое дядя Петя оборвал. Только мама его и слушать не хотела. Одно твердила: «У вас своя вера, у меня - своя». А теперь сразу притихла, как воды в рот набрала. Видно, надо было раньше ему с ней так вот поговорить - сурово да прямо. Может, ей бы это помогло. Сразу, небось, задумалась.
Я улыбаюсь, мне это нравится.
Назавтра Ленька притащил мне все учебники для седьмого класса, целую гору тетрадей и ручек. Дядя Егор на кухне оборудовал мастерскую - ладил доску, на которой я мог бы писать. Мама с ними не разговаривала. Она завернула в платок библию и ушла. Наверно, снова на моленье.
Я взял учебники и стал их рассматривать. Они были совсем новенькие и еще чуть-чуть вкусно пахли типографской краской. И мне так захотелось пойти завтра с ними в школу! Но все равно я был рад. Пусть дома, но и я начну учиться! По программе седьмого класса. Как все мои одногодки. Вот здорово!