Мои старики примчались немного погодя и тут же развели бурную деятельность, как обычно и делали американцы. Медсестра и врач — на сей раз те же самые, что были вчера, — тоже пришли ко мне в палату и смотрели на это так, как свойственно японцам: весь их вид словно бы говорил: «Вы ведёте себя просто недопустимо, вы напрягли столько людей, вы отвратительно суетливы и шумны, но мы ничего вам не скажем, потому что мы вежливые и воспитанные джапы, а вы — дикие и неконтролируемые гайджины».
Мои старики наверняка тоже заметили эти постные выражения лиц, но не подали виду и продолжали действовать так же. То ли они слишком беспокоились за меня, чтобы обращать внимание на хрупкие чувства трепетных японцев, то ли успели за свою жизнь отрастить шкуру потолще и научились не обращать внимания на такие мелочи — может быть, и то и другое вместе.
Через несколько минут пришёл Аято — он слегка запыхался. Как выяснилось, он отпросился с уроков в школе исключительно ради того, чтобы побыть со мной во время выписки. Как только я узнал это, в моей груди разлилось вязкое тёплое чувство, и я бы отдал всё на свете, лишь бы продлить это мгновение.
К счастью, он будто забыл про мои вчерашние слова и ни словом не обмолвился о той самой странной реплике про «моего парня». Зато после того, как медсестра отсоединила от меня пару проводков и сняла повязку с головы, он помог мне встать с кровати и не упасть назад.
Ноги словно бы превратились в желе: они тряслись и никак не желали повиноваться мне. Понадобилась почти целая минута, чтобы я смог заново научиться стоять без посторонней помощи, а первый шаг и вовсе дался как настоящий подвиг.
— Нужно будет делать массаж и упражнения, чтобы побыстрее вернуть мышцам тонус, — вымолвила медсестра, наблюдавшая за моими попытками. — Это и само пройдёт, но чтобы процесс пошёл побыстрее, нужен массаж, зарядка и побольше ходьбы пешком.
Мои старики внимательно выслушали её, задали тонну вопросов, а потом мы пошли к выходу (к вящему облегчению медсестры). По такому случаю мои предки вывели из гаража нашу машину — ту самую, которую нам предоставило представительство. Мы иногда ездили на ней на побережье, но большую часть времени она стояла без дела в подвальном этаже нашего подъезда.
И вот теперь меня вывели из больницы, торжественно держа под руки (папа — под правую, Аято — под левую), чтобы потом погрузить на заднее сиденье машины. Мама заботливо открыла мне дверцу, я плюхнулся на мягкий диван, через несколько секунд Аято сел со мной рядом, мы пристегнулись и покатили домой.
Дорога заняла всего минут пятнадцать, но эти четверть часа оказались для моих стариков просто ударными: они смеялись и шутили с интенсивностью персонажей американских ситкомов.
И жизнь казалась мне прекрасной, как никогда.
========== Глава 27. Сама земля скорбит. ==========
Дома родители пошли заказывать по телефону пиццы, поэтому мы с Аято остались наедине. Как оказалось, он успел взять в больнице брошюру-руководство по лечебному массажу и даже прочитать её, поэтому мы решили немедленно перейти к делу.
Он велел мне снять брюки и лечь, и я послушался: я был готов подчиняться каким угодно командам, сделанным этим прекрасным голосом.
Руки у него оказались сильными, но умелыми: он массировал мне икры и бедра, умудряясь не причинить ни капли дискомфорта. Я чувствовал, как тепло постепенно распространялось по моим исстрадавшимся конечностям и буквально ощущал, как этот самый тонус мышц возвращается в каждую клеточку моих ног.
— Слушай, приятель, — медленно вымолвил я. — Может, расскажешь мне, что произошло?
Аято на мгновение замер, а потом снова принялся за массаж.
— Что последнее ты помнишь? — спокойно осведомился он, несильно нажимая мне под коленом.
— Как меня саданули по башке в моём собственном клубе, — немедленно отозвался я. — Я упал и увидел, что меня ударила Сайко Юкина.
— Вот как… — задумчиво протянул Аято, — Что ж, думаю, ты всё равно когда-либо узнал бы об этом, так лучше услышать это от меня, чем позже прочитать в Интернете. Вставай и одевайся; нам предстоит серьёзный разговор.
Я немедля последовал его просьбе и, неловко встав с матраца и стараясь держаться к Аято спиной, быстро натянул и застегнул брюки, при этом оставив рубашку навыпуск, ибо от массажа его потрясающими руками мне стало чересчур хорошо.
Я плюхнулся прямо на матрац и опёрся руками о согнутые колени, всем своим видом демонстрируя неподдельный интерес.
— Акане и Берума… — Аято поднял глаза кверху. — Думаю, история тут непростая. Мне кажется, Берума слегка… Э-э-э… Повредилась в уме, когда Дзинкури Акико оставила семью. Она начала видеть во мне врага, который и явился причиной всех её несчастий. Не знаю, почему именно мне досталась такая неблаговидная роль, но догадываюсь, что без вмешательства Сайко Юкины тут не обошлось.
Он сделал паузу и, прикрыв глаза, глубоко вздохнул. Я во все глаза смотрел на него, как будто весь мир замкнулся на нём, его прекрасных глазах, звуке его голоса…
Что ж, во всяком случае, лично для меня это вполне соответствовало истине.
— Думаю, стоит упомянуть, что Сайко Юкина была влюблена в моего отца, — продолжил он. — В школьные годы они даже встречались, но потом моя мать призналась в своих чувствах, и выбор отца пал на неё. С тех пор Юкина сорвалась; она бросила всё: семью, будущую профессию, даже школу — и уехала за границу. Там она и жила, скапливая злобу и желчь, пока недавно не вернулась в Японию. Один раз мы преподали ей урок, и она вроде бы успокоилась, но, как оказалось, ненадолго: она поднакопила силы и снова явилась, чтобы сеять зло, но на этот раз решила заручиться помощью. И — подумать только! — она привлекла к себе Ториясу и Дзинкури — тех, кто по непонятной причине терпеть меня не может. План Юкины был довольно прост: убить меня, спрятать тело, а потом быстро укатить за границу, пока им не успели предъявить никакого обвинения. С её-то деньгами и средствами, она могла гарантировать себе безопасность и свободу: никто не стал бы её выдавать, даже если власти Японии и дерзнули бы об этом запросить.
— Подожди, — я поднял руку. — Но… Это же какое-то варварство. Убить? Тебя? Но… С чего ты это взял? Сейчас что, пятнадцатый век, а не двадцать первый? Или, может, мы по недосмотру оказались в Северной Корее? В нормальных современных странах людей просто так не убивают.
Аято закусил губу и помотал головой.
— Фред, мы имеем дело с нездоровым человеком, — медленно и размеренно проговорил он. — Думаю, раз она решилась на такое, то можно смело утверждать, что она сумасшедшая. Кроме того, этот удар по голове… С чего ей нападать на тебя? Понятно, с чего: ты мешал ей в достижении её преступной цели, значит, тебя надо удалить — тоже преступным путём.
Резко выдохнув сквозь сжатые зубы, я подался вперёд. То, что говорил Аято, просто не укладывалось у меня в голове, особенно тут, в благополучной Японии. Да что там, даже для сурового Чикаго такой сценарий казался чересчур жестоким.
— Какой цели? — хрипло спросил я, неотрывно глядя на Аято.
Он нахмурился и опустил глаза, а потом, подумав, медленно сел со мной рядом.
— Дело было решено замять, потому что в него была замешана Сайко Юкина, — терпеливо сказал он. — И сначала я думал пересказать тебе смягчённую версию — ту самую, которую приняли в полиции, — но теперь я понимаю, что тебе нужна правда — и ничего кроме.
Аято приобнял меня за плечи.
— Сайко Юкина была нар**манкой, — вымолвил он. — Она принимала нейролептические средства, и неизвестно, какими путями ей удавалось их добыть, но факт остаётся фактом: она сидела на этой дряни достаточно давно, чтобы потерять связь с реальностью. Видимо, ей казалось, что, убив меня, она сможет вернуть любовь моего отца… В общем, она привлекла на свою сторону две несчастные души: Ториясу Акане, чья репутация сильно пострадала после увольнения из совета, и Дзинкури Беруму — жертву сумасшедшей матери. Не знаю, поделилась ли она с ними своим зельем, но думаю, что всё же да, ибо то, что случилось дальше, сложно объяснить без этой детали. После того, как тебя ударили по голове, они решили, что ты можешь стать нежелательным свидетелем, и выбросили тебя из окна, надеясь, видимо, что ты погибнешь. Но тебе повезло: при падении ты зацепился за ветви деревьев и потому сравнительно легко отделался. Однако они об этом уже не думали: их конечной целью был я. Юкина накрепко вбила девочкам в головы то, что я являлся их первейшим врагом, и если меня убить, то их жизнь снова войдёт в проторенную колею, то есть Дзинкури Акико вернётся в семью, а Акане примут обратно в совет. Видимо, их сознание уже было одурманено нейролептиками, так что они поддались на её абсурдные уговоры и разработали план нападения на меня. Ты чуть было не помешал им и пострадал от руки Юкины, а потом — и от её сообщниц. К сожалению, нейролептики совершенно затуманили им сознание, и они обратились друг против друга. Они устроили драку на крыше и свалились оттуда все втроём. Увы… Им не повезло так, как тебе.