Именно эта женщина дала клану Сайко благородную внешность. Но вот в младшем из семьи — мелкой гадине по имени Кенчо — кроме лица, не было ничего благородного.
Этот четырнадцатилетний мальчишка являлся средоточием всех смертных грехов сразу: в раннем детстве он мучил кошек и отрывал крылышки мухам, а с подросткового возраста перешёл на людей. Он безумно завидовал сестре из-за того, что именно она была наследницей «Корпорации Сайко», и не упускал случая сказать какую-нибудь расчётливую гадость, прекрасно зная, как сильно слова ранили Мегами.
— Джонс-сан, — Кенчо лениво положил одну ногу на другую, но не подумал ни встать, чтобы поприветствовать нас, ни хотя бы кивнуть. — Какие интересные кадры вы сделали. Я восторгаюсь вашим мастерством уже десять минут.
— Спасибо, — я продолжал улыбаться, в душе борясь с желанием хорошенько врезать этому мелкому негодяю.
— Особенно вот эти фото, — Кенчо повернул камеру экраном ко мне, и я ахнул от неожиданности: на меня смотрело красивое лицо Айши Аято. — Кто он?
— Неважно, — я протянул руку, чтобы отобрать фотоаппарат, но младший брат Мегами ловко отдёрнул его.
— Почему вы не хотите рассказать об этом человеке, Джонс-сан? — гаденькая ухмылка исказила его лицо. — Не зря ведь вы сделали столько фото с ним.
Отобрав, наконец, камеру у мерзкого паренька, я хотел было её отключить, но мне помешала Мегами: сдавленно застонав, она указала пальцем на экран и спросила:
— Это что, Айши Аято?!
— Ну да, — ответил я, стараясь сохранять спокойствие. — Сфотографировал его пару раз на торжественной линейке.
— Пару десятков раз, — встрял Кенчо, потирая ладони. — Он так захватил вас, Джонс-сан?
— Нет! — Мегами запустила пальцы в свои густые длинные волосы. — Фред, даже не думай дружить с ним!
— Почему? — отключив, наконец, камеру, я повесил её себе на шею. — Вроде он приятный парень…
— Его мать убийца! — Мегами сделала шаг ко мне, но внезапно пошатнулась, и я едва успел подхватить её.
Кенчо скрестил руки на груди и злобно фыркнул.
— Сестрёнка окончательно тронулась, — бросил он, покачивая ногой. — Бедняжка.
— Хватит, — Будо сделал шаг вперёд и строго посмотрел на мальчишку. — Ты ведёшь себя в высшей степени недопустимо.
Пожав худыми плечами, Кенчо встал с дивана и, шутливо поклонившись нам, пошёл в сторону лестницы.
— Ты как? — я помог Мегами распрямиться и твёрдо встать на ноги. — Не обращай внимания на него, хорошо?
— Всё в порядке, — девочка отстранилась и оттолкнула мои руки. — Спасибо. Со мной всё хорошо. Я… Я пойду и прилягу ненадолго; надеюсь, вы не обидитесь. Просто скажите шофёру, чтобы он довёз вас обоих до города.
И она побежала к лестнице.
Проводив подругу взглядом, я недоумённо посмотрел на Масута. Он пожал плечами.
Мегами всегда была со странностями, но это нормально. Я имею в виду, хей, каждый заслуживает быть немного того, и надо просто дать людям пространство для того, чтобы они не потеряли себя, а также уважительно относиться к потребностям других. Например, я сам могу иногда забыть про эти дурацкие поклоны и пожать кому-нибудь руку при встрече. Или назвать кого-нибудь по имени, не получив на это разрешения. Или есть вилкой, наплевав на палочки.
Но такое тут не поощрялось: как минимум, я мог получить в свою сторону недоумённые взгляды. Замечаний вслух японцы почти не делали, но их молчаливое осуждение было намного хуже. Мне казалось, что в этом нет ничего такого ужасного, но тут, в этой стране, малейшее отступление от правил каралось общественным порицанием. Индивидуальность подавлялась в угоду стотысячелетним устоям, а свобода оставалась чем-то недостижимым.
Конечно, мне приходилось подчиняться здешним правилам, но я вовсе не считал, что это так уж существенно: называть человека, пусть даже ровесника, такого же школьника, по фамилии, пока не договоритесь отбросить формальности; не прикасаться к другим людям, как будто вы оба были какими-то заразными, и одно маленькое рукопожатие могло вас убить.
Но в данном случае дело состояло не в этом. Каждый имел право на странности, и сегодня Мегами воспользовалась своим. Отлично, подруга: всё нормально, никто здесь не станет тебя осуждать, хотя я не вполне понимал, почему тебя так выбила из колеи фотография Айши Аято на экране моего аппарата.
Мы с Будо пошли к выходу. Я начал разговор о научном клубе, рассказав о том, что видел сегодня с утра в обители Кага, а также не упустил случая похвастаться: вытащил из рюкзака флаер, который я сделал для кружка Куши. На плотном листе выделялось изображение огромного монитора, дававшего рассеянный белый отсвет, а рядом стояли сам Кага и Франсуа. Надпись «Вступайте в научный клуб» была расположена чётко под картинкой.
— Качественная работа, — Масута взял у меня флаер и внимательно рассмотрел, при этом не замедляя шага. — Фред, у тебя и правда талант.
— Да ладно, — я махнул рукой с напускной скромностью. — Основную работу сделала камера.
— Нет, я серьёзно, — Будо вернул мне флаер и, толкнув тяжёлую входную дверь, первым вышел из особняка. — Я мало в этом понимаю, но точно могу сказать: кадр выстроен превосходно.
— Спасибо, дружище, — я приобнял его за плечи, и мы вместе сбежали с лестницы. — Могу сделать агитки и для твоего клуба тоже.
— У меня ещё есть те, что ты сверстал в прошлом году, — улыбнулся Масута. — Именно благодаря им ко мне уже пришёл один первоклассник. Завтра жду ещё одну девочку: она сказала мне, что подумает, и я решил не давить на неё.
Я усмехнулся. Благородный Будо попросту не умел «не давить» на людей, которые проявили хоть каплю интереса к его кружку. У этих несчастных не оставалось выбора, кроме как-либо примкнуть к каратистам, либо стойко держать оборону и терпеть довольно частые атаки главы клуба боевых искусств. Масута страстно агитировал за вступление во вверенное ему объединение, и слово «нет» он понимал лишь с тысячного раза.
Мы сошли с последней ступени и пошли по вымощенной плитками дорожке к воротам. Мегами предложила нам попросить помощи у водителя, но мы оба предпочитали прогулку пешком — при такой прекрасной погоде ехать в машине я бы посчитал кощунством.
Подойдя к будке охранника, я постучал по бронированному стеклу и улыбнулся. Суровый человек в форме смерил нас обоих рентгеновским взглядом и открыл ворота. Створка бесшумно отъехала вбок, и мы вышли наружу.
Вторая половина марта в Японии была прекрасной порой — мягкое тепло солнца обволакивало каждого, вишнёвые деревья начинали распускаться и наполняли воздух ароматом — ещё не таким сладким, как в сезон, но уже ощутимым. Зимы здесь, на юге острова Хонсю, редко бывали снежными, температура никогда не опускалась ниже пяти-семи градусов по Цельсию, поэтому здешний март не знал ни слякоти, ни грязи.
Мы не торопясь шли по пешеходной дорожке вдоль узкого шоссе и смотрели по сторонам.
— Кстати! — я хлопнул в ладоши, заставив Будо вздрогнуть и пристально посмотреть на меня. — Ты уж решил, как будешь отмечать день рождения?
— Решил, — Масута кивнул и довольно улыбнулся. — В помещении своего клуба. Надеюсь, нам разрешат, ведь я уже всё продумал.
— Отличная идея, — я толкнул его локтем. — И, конечно, прекрасная Кизана Сунобу вошла в число приглашённых?
Будо покраснел и застенчиво кивнул. Его день рождения был двадцать шестого марта — в следующий вторник, — а глава театрального клуба Кизана являлась объектом его симпатий уже не первый месяц. Масута собирался признаться ей в этом семестре, и я искренне поддерживал друга, хотя в душе полагал, что у двух таких сильных личностей мало шансов оказаться вместе.