ФЕРНАН: Нет.
ГУСТАВ: Никто не спрашивал ни где я, ни почему я…
ФЕРНАН: Нет, нет, всем это совершенно безразлично.
ГУСТАВ: Тем лучше! Вас не смущает, что я передвинул собаку на старое место?
ФЕРНАН: Нет, если она будет вести себя спокойно.
РЕНЕ: Бедный Мерсье… Странно, когда кончают самоубийством в таком возрасте. Я всегда думал, что самоубийство — удел молодых.
ГУСТАВ: Вы уже двадцать пять лет, как покончили с собой.
РЕНЕ: Знаете, Фернан, Густав сегодня за что-то на меня сердится.
ГУСТАВ: (Фернану) Но ведь так оно и есть! Двадцать пять лет в этой дыре… Разве не так?
ФЕРНАН: А я — десять.
ГУСТАВ: Да, но вы тоже, как он. Вы… эээ…
Густав стучит указательным пальцем по лбу.
ФЕРНАН: Я сумасшедший?
ГУСТАВ: Нет, но у вас — постоянная потребность во врачебном присмотре. Что до меня, я никогда не смог бы надолго остаться в богадельне. У меня потребность… остаться в истории!
РЕНЕ: Звучит красиво, особенно в устах человека, который практически не выходит из своей комнаты.
ФЕРНАН: А что, собственно, вы понимаете под «остаться в истории»?
РЕНЕ: Да, что же вы совершили такого значительного? Поделитесь с нами.
ГУСТАВ: О!… Не знаю даже, с чего начать, это очень длинная история.
Небольшая пауза, во время которой Фернан и Рене как будто бы ждут рассказа Густава.
РЕНЕ: Чего здесь предостаточно, так это… времени.
ГУСТАВ: Что же я могу вам рассказать… Ну, вот например: я участвовал во Второй войне.
ФЕРНАН: В качестве военного? Участвовали в боях?
ГУСТАВ: Нет, разумеется, нет. Но во время оккупации остался в Париже на своем посту.
ФЕРНАН: То есть?
ГУСТАВ: Я встретил их лицом к лицу. Я был там!
ФЕРНАН: Должно быть, немцам пришлось несладко!
РЕНЕ: Сколько было сомнений, прежде чем они вошли во Францию: «А где Густав?»
ФЕРНАН: Когда они снова явились в сороковом году, хотел бы я воспользоваться случаем, чтобы вернуть им их железо…
Показывает на свой череп.
РЕНЕ: А они не захотели?
ФЕРНАН: Им ничего не оставалось делать!
ГУСТАВ: А сестра Мадлен присутствовала на похоронах?
РЕНЕ: Да. Кстати, она была весьма удручена.
ФЕРНАН: Знаете, почему?
ГУСТАВ: Скорбь входит в ее работу.
ФЕРНАН: Нет, потому что Мерсье родился 6 марта, один-единственный. И теперь, после его смерти 6 марта ни у кого нет дня рождения. Зияние. У нее неприятности!
ГУСТАВ: Тем лучше!
ФЕРНАН: Недурно было бы сбежать и бросить сестру Мадлен наедине с проблемой заполнить еще три опустевших дня рождения.
ГУСТАВ: Отличная идея!
РЕНЕ: И это говорите вы? Ни разу не покинувший приюта.
ГУСТАВ: Ради того, чтобы обойти кладбище, — не стоит труда. В любом случае, вы в путешествие не соберетесь, вам и здесь хорошо. (Фернану:) Вы знаете, Фернан? Рене здесь хорошо.
ФЕРНАН: Кстати, Рене, на какой вы стадии?
РЕНЕ: Вы о чем?
ГУСТАВ: О вашей малышке…
РЕНЕ: Да ни на какой.
ФЕРНАН: Видели вы ее?
РЕНЕ: Встречал пару раз. Дружеский поклон — и все дела.
ФЕРНАН: Аааа… события развиваются.
ГУСТАВ: Вы не могли бы привести ее сюда, чтобы мы посмотрели, как она выглядит?
РЕНЕ: Конечно же, нет.
ГУСТАВ: Пригласите ее выпить с нами чаю. Было бы очаровательно.
РЕНЕ: И речи быть не может.
ГУСТАВ: Может быть, ей бы доставило удовольствие.
РЕНЕ: В чем бы оно состояло?
ГУСТАВ: Как-никак мы люди представительные, сдается мне.
РЕНЕ: Так устраивали бы сами ваши встречи! Нет же, вы предпочитаете валтузить сестер и глядеть на тополя.
ФЕРНАН: А она отвечает на ваши поклоны?
РЕНЕ: Да, какой-то жест, да.
ФЕРНАН: Это отлично, Рене.
ГУСТАВ: Курочка только и ждет, чтобы ее сварили.
РЕНЕ: Ладно. Послушайте, пожалуйста, не будем больше говорить об этой девушке. Ладно?
Оба утвердительно кивают головами.
ФЕРНАН: Следующий этап — узнать, как ее зовут.
ГУСТАВ: (Фернану) Не понимаю, почему он не хочет ее пригласить.
РЕНЕ: Пожалуйста, прошу вас, оставьте меня в покое.
ГУСТАВ: Если бы я оказался на вашем месте, все было бы организовано в два дня.
РЕНЕ: На моем месте? Так пойдемте со мной, если вам так хочется ее увидеть.
ГУСТАВ: Почему бы и нет?
РЕНЕ: Так чего же вы ждете в таком случае?
ГУСТАВ: Разумеется, не вашего разрешения. Захочется, так и пойду.