Калико кидает ему пропитанный жиром пакет — вожак псовых братцев ловит его, открывает и раздает буррито. В другом пакете оказываются бутылки с водой, и каждый получает по одной. Мы рассаживаемся среди кустов и набрасываемся на еду.
— Я поспрашивала насчет Сэмми, — с набитым ртом сообщает моя подруга.
— И что ты с ним сделала? — интересуюсь я.
— Я тебя умоляю! Можно мне хоть чуточку доверять? Без вас я ничего не стала бы предпринимать.
— Я так понял, мы решили на какое-то время залечь на дно.
— Это ты так решил, — качает она головой. — А мы — нет.
— В точку, — поддакивает Рувим и снова впивается зубами в буррито.
Я вздыхаю и говорю Калико:
— Кажется, раньше ты нравилась мне больше.
— И что это означает? — хмурится она.
Я вижу, что моя подруга уязвлена, но ничего поделать с собой не могу, и меня несет дальше:
— До всей этой заварушки ты была душевной. И не такой… кровожадной.
Она разом забывает о своем буррито.
— То же самое могу сказать и о тебе.
— Это я-то кровожадный?
— Нет, но и в тебе приятности поубавилось.
— Эй, Бикерсоны[25], мне обязательно все это выслушивать? — подает голос вождь.
Готовый окрыситься и на Рувима, я вдруг понимаю, что он прав. И Калико тоже. Из-за всей этой сутолоки я как будто позабыл все, что так люблю в этих горах. И своих друзей тоже. С недоеденным буррито в руке я перевожу взгляд с одного на другого и затем говорю:
— Вы оба правы.
— Я почти всегда права, — улыбается моя подруга, и я рад, что она тоже старается ослабить напряженность. — И в чем я права в данный момент? — продолжает она, подначивая меня.
— Уж больно нервным я стал. И Сэмми действительно нужно заняться. Но давайте на нем и остановимся. Сэмми — это проблема всей резервации. А отыгрываться на Сэди я не желаю. Как только полиция снимет с нас все подозрения, мы больше никогда не увидим ни девчонку, ни ее папашу.
Рувим по-дружески сжимает мне предплечье.
— Дело касается не только резервации. Но я рад, что ты с нами.
— И мы оставим в покое этот цирк уродцев, семейку Хиггинсов?
— Понятия не имею, о ком ты толкуешь, — улыбается Рувим.
Я поворачиваюсь к Калико, но она нас не слушает. Все ее внимание сосредоточено на паре ворон, парящих над нашими головами. Ветер доносит обрывки их карканья. Моя подруга внезапно бледнеет так, что мне становится не по себе.
Я окликаю ее, и Калико, переводя на меня взгляд, медленно произносит:
— Эгги в больнице. Сэди ударила ее ножом в полицейском участке.
— Что?!
Но я прекрасно расслышал и от ее слов весь холодею.
— Они говорят, Эгги просила не мстить за нее девчонке, — добавляет моя подруга.
— Они? — не понимаю я.
Вождь указывает на улетающих ворон:
— Майнаво не чета нам. Они понимают все языки, что мы давным-давно позабыли, и даже те, которыми пользовались еще до нашего появления.
— А они не сказали, в каком состоянии Эгги? — спрашиваю я у Калико.
— Она в реанимации. С ней те две женщины, которых мы недавно повстречали.
Я кладу свое буррито на землю рядом с нетронутой бутылкой воды, встаю и провозглашаю:
— Так, все, хватит! Я предупреждал Сэди, что она может поливать меня дерьмом сколько захочет, но чтоб не смела трогать моих друзей.
Поднимается и Калико:
— Эгги сказала — нет. Мы обязаны уважать ее желания.
— Но если она не выкарабкается, — качает головой Рувим, — нам будет не до ее желаний.
— Полиция задержала Сэди? — продолжаю выспрашивать я.
— Нет.
— Это моя вина, что Эгги пострадала. Не надо было мне приводить к ней девчонку.
— Откуда же тебе было знать!
— Но какая же она все-таки актриса! Черт, может, она и свою семью изводит. Потому и отец вышвырнул ее.
— Не, я видел его возле Центра, — возражает вождь. — Тот еще кусок дерьма. А вороны говорили что-нибудь насчет того, что нам и ему нельзя преподать небольшой урок?
— Он того не стоит, — отзывается Калико. — В конечном итоге нанесенный ему вред отзовется на нас десятикратно.
— Пожалуй, — вздыхает Рувим.
Понимать-то он понимает, но совершенно не хочет с этим мириться. И я очень даже разделяю его чувства. Так и врезал бы кому-нибудь прямо сейчас.
— Вот теперь я как следует настроен на встречу с Сэмми, — объявляю я.
Калико сухо улыбается и кивает:
— Вот это пожалуйста.
— Нам надо только выследить его, — подхватывает Рувим.
Моя подруга качает головой.
25
Ставшая нарицательной фамилия вечно ссорящихся супругов из американского радио- и телесериала 1940–50-х годов.