Вениамин к этому времени уже так устал от безысходности и страха, что готов был на что угодно, лишь бы не шарахаться больше одному против огромного незнакомого мира.
— Да… Я… Я согласен…
Нет, спасибо, я не голодный
На одном из зданий двора сквозь границу миров просвечивал рисунок граффити. Если, конечно, слово “просвечивал” уместно, для единственного не светящегося объекта в округе. Этот рисунок как будто сшивал собой разные слои мироздания и при этом казался неуместным ни здесь ни, наверное, там.
— Ссмотри на узорр, — просвистела тень. — Почувствуй его.
Мальчик смотрел. И даже что-то чувствовал. Находиться рядом было неприятно, ныла царапина на ноге, а на душе стояло такое чувство как будто в ней ковыряются острым ножом.
— Коснись его силой…
— А? Какой силой?
— Своей силой! Коснись рисунка...
Мальчик вытянул руку. Чем ближе он подносил ее к антрацитово черным линиям, тем больше она погружалась в холод. Как будто стена в этом месте была сделана не из обычного кирпича, а из больших кубиков сухого льда.
Когда до узора осталось расстояние в ладонь, мальчик увидел, как его сияние до того равномерно изливавшееся во все стороны, стало обращаться белым светящимся потоком, истекающим из пальцев и втягивающимся в линии. Мальчик хотел отдернуть руку, но поток силы как будто связал его со стеной прочными нитями. А потом мир вокруг начал меркнуть.
***
За спиной возвышался двухметровый хрустальный обелиск заполненный клубящимся серым туманом. На его поверхности глубокими бороздами был выскоблен знакомый рисунок. С этой стороны он оставался таким же бесконечно черным.
Очертания человеческого мира здесь едва просвечивались, вместо него была пустошь заполненная местами чем-то напоминающим водоросли или заросли гигантского хвоща. И впереди возвышался замок. Как раз на месте того-самого полицейского участка. Мальчик не очень-то хотел туда идти, но тени вились вокруг, шептали, звали. Никаких сил противится течению событий у него уже неоставалось. И Вениамин пошел за тенями.
Они шли прямо сквозь контуры зданий, сквозь всполохи людей сидящих в своих квартирах, даже чуть не прошли сквозь парочку черных клякс вившихся вокруг тех людей уровнем ниже. Кляксы шевелились заторможено, но при приближении Вениамина заранее начали расходится в стороны.
И вот мальчик уже стоял перед высоким крыльцом с гранатово красными статуями горгулий по бокам. А может быть и не статуями, судя по тому, как они провожали Вениамина своими антрацитово черными бусинками глаз.
Здание казалось было вырублено из монолитной скалы. Не было видно ни одного стыка между блоками. И материальность его не вызывала сомнений. Тяжеленная дверь с барельефами знакомых львов-единорогов стала медленно открываться от толчка плечом. За дверью встречал огромный холл со свисающей с потолка театральной люстрой и отдающей музеем мебелью. И здесь все выглядело сделанным из того же самого коричневого камня, как будто здание не строили, а выращивали причем сразу со всей обстановкой.
Напротив двери уже стоял хозяин — низенький пухленький дядечка в вязаной жилетке, красных бриджах и лакированных туфлях лодочках. На лице его сияла нарисована добродушная улыбка и сам он просто лучился счастьем при виде гостя. Тело его излучало зеленый свет сквозь который, правда, порой проскальзывали всполохи синего и коричневого.
— Гости, гости, гости дорогие! — он радостно засмеялся, захлопал пухлыми ладошками и чуть переваливаясь подбежал к мальчику. Вениамин от растерянности не успел даже увернуться от его сомнительных объятий.
— Как добрался! — забалаболил он, опустив ребенка на землю. — Ох и давно же у меня не было гостей. Тем более таких талантливых юных гостей. Я вижу тебе уже изрядно досталось. Пойдем, пойдем обработаю твои раны! Меня зовут Антуан. Некоторые называют еще Безликим, но для друзей я просто Антуан. А ты, тебя как звать?
— Веня я, — смущенно промямлил Вениамин смотря себе под ноги, и старательно пытаясь разорвать дистанцию с хозяином хотя бы на метр.