Егор, сообразив, что опасность ему не грозит, поднялся с пола. Молчание затянулось.
- А кто вы такой?- выдавил из себя Егор. Мужчина усмехнулся, подянул к себе ноги и сложил их по-турецки.
- O tempora, o mores*, как говорили еще римляне, Разве так подобает разговаривать со старшими?- он мотнул головой, - Раньше молодые люди хотя бы не отвечали вопросом на вопрос... Хотя, если вспомнить последние поколения до войны, то...- мужчина хмыкнул и вновь покачал головой,- Так что, молодой человек, мне бы хотелось сначала услышать от вас хотя бы минимальные извинения, и все-таки, представьтесь, пожалуйста.
- Извините,- буркнул Егор. Ему решительно не нравился этот разговор, «прошлое прошло», как любили говорить кирзачи. Тем более мужик вспомнил каких-то Рим-Лян (японцы что-ли?), и явно претендовал на звание самого умного в этой камере,- Егор я.- его собеседник удовлетворенно кивнул.
- Вот так лучше. Нас атом загнал в бетонные норы, но это ведь не повод терять культуру, верно?- Егору показалось, что мужчина подмигнул ему. Такая развязность еще больше не понравилась парню.
- Кто вы такой?- повысив голос и добавив в него нахальности снова спросил Егор.
Мужчина на тряпках расхохотался. Парень с удивлением смотрел на него, пытаясь понять, что за психа ему подсунула жизнь в качестве сокамерника.
- Кто... Кто я такой?- мужик ржал от души.- Я — аббат Фариа, знаешь, у Дюма был такой?- он вдруг перестал смеяться и погрустнел.- Хотя ты не читал наверное, нынешнему поколению вообще нечего читать. Был раньше такой писатель, Дюма. В одном из его произведений главный герой в тюрьме знакомится с аббатом, который указывает дорогу к сокровищам, скрытым под землей. Но на самом деле,- тут мужик перешел на заговорщический шепот,- на самом деле сокровища действительно есть. И есть они здесь, в питерском метро!
Глаза сокамерника Егора блестели в темноте, парню стало не по себе. Находиться в замкнутом помещении с конченным психом было неуютно и страшно.
Вдруг по коридору снова раздались шаги. В замке провернулся ключ, дверь отворилась. Егору пришлось прикрыть глаза рукой — свет из коридора обжигал их.
- Егор Белозерский, Степан Ворошилов — на выход!
* * *
Локк лежал на кровати. На полуистлевшей, жесткой старой кровати, брошенной здесь, вместе со всей мебелью, бежавшими от смерти людьми. Это было странно — Локку казалось, что он когда-то также лежал на кровати: на спине, подложив сложенные руки под голову, закинув одну ногу на другую и смотря в потолок. Локк был практически уверен в этом.
На темной улице ветер шептался с пустыми глазницами домов, влетая в них, кружась по их бетонным внутренностям, и вылетая обратно. Над городом висели тучи — они не расходились с тех пор, как город умер, словно прощались с ним и никак не могли разразиться своими радиоактивными слезами. А какое прощание без слез?
А Локк все лежал, пытаясь выудить из закоулков своей мутировавшей памяти осколки прошлого. Не добившись успеха, он снова пришел к выводу, что когда-то был человеком. Он знал это и раньше, но теперь еще больше уверился. И этот вывод вовсе не приносил Локку удовольствия.
Локк — сильный, проворный, хитрый. Не лишенный чувства юмора. Что мог жалкий человечишка, пусть даже облаченный в груду железных пластинок и ощетинившийся автоматом противопоставить Локку? Нет, определенно, Локку нравилось то, что с ним сделала радиация.
Или не только она?
Неподалеку раздался рвущий на части клекот. Но Локк ничего не почуствовал — человеческие чувства были для него закрыты. Но он и не тосковал по ним.
Ветер проник в комнату, где лежал Локк, промчался по ней, сметая все сохранившиеся бумаги на пол и, не завоевав внимания лежавшего на кровати мутанта, вылетел, хлопнув форточкой.
Странно, разве людям не говорили заклеивать окна при радиационной атаке?
Вскоре бесплодное лежание на кровати надоело Локку. Он встал и прислушался к себе. Желудок молчал. Охота откладывается.
* * *
- Итак, мы начинаем процесс по делу Егора Белозерского. Адвокатом обвиняемого выступит...- судья оторвал глаза от бумаги и спросил Егора,- кто ваш адвокат?