— Твой отец любит тебя, моя госпожа. Он желает тебе только блага.
Марк на всякий случай отошел назад, но остался в коридоре и продолжал слушать.
— Да не любит он меня, — воскликнула Юлия. — Ему на меня вообще наплевать. Разве ты не видела, как он меня ударил? Он только и думает, как бы держать меня в узде. Без его разрешения я ничего в доме не могу сделать, а меня уже тошнит от этого. Как бы я хотела, чтобы моим отцом был Друз. Октавия может делать все, что ей нравится.
— Иногда такая свобода говорит не о любви родителей, а об ее отсутствии.
Марк ждал, что Юлия после таких спокойных слов сейчас снова взорвется в истерике. Но последовало долгое молчание.
— Странные вещи ты говоришь, Хадасса. В Риме если ты кого–то любишь, ты позволяешь ему делать все, что ему хочется… — в голосе Юлии слышалось удивление.
— И что ты хочешь делать, моя госпожа?
Марк наклонился вперед и увидел Юлию, спокойно сидящую и явно растерянную.
— Что–нибудь, — сказала она, нахмурившись. — Все, — поправилась она и решительно встала, — кроме семейной жизни с Клавдием Флакком.
Марк криво усмехнулся, услышав такую нелестную оценку Клавдия. Он наблюдал за тем, как его сестра прошла по комнате к своему косметическому набору. Там она взяла в руки дорогое греческое косметическое средство.
— Не понять тебе этого, Хадасса. Что ты знаешь? Иногда мне кажется, что это я рабыня, а не ты.
Застонав от разочарования, она вдруг швырнула косметическое средство в стену. Сосуд разбился, и жидкость растеклась по мозаичному изображению детей, радостно бегающих среди цветов. Комната наполнилась приторным запахом.
Юлия села и снова горько заплакала. Марк подумал, что Хадасса сейчас убежит от гнева сестры и увидит его, но она даже не обернулась. Вместо этого она встала и подошла к Юлии. Опустившись перед ней на колени, она взяла Юлию за руки и стала ей что–то тихо говорить, — настолько тихо, что ему ничего не было слышно.
Юлия перестала плакать. Она кивнула головой, видимо, отвечая на какой–то вопрос, заданный Хадассой. По–прежнему держа Юлию за руки, Хадасса начала что–то петь ей по–еврейски. Юлия закрыла глаза и стала слушать, хотя, насколько Марк знал, она совершенно не знала еврейского языка. Не знал его и он. И все же, стоя в тени, он тоже прислушался — не к словам, а к удивительному голосу Хадассы. Почувствовав непонятное смятение, он незаметно ушел.
— Юлия успокоилась? — спросила его мать, когда он подошел к ней возле фонтана.
— Вроде бы да, — сказал Марк, оторвавшись от своих мыслей. — Эта маленькая иудейка наводит на нее свои чары.
Феба улыбнулась.
— Юлии с ней очень хорошо. Я знала это с самого начала. Было в ней видно что–то такое еще в тот день, когда Енох привел ее к нам, — она провела рукой по струе фонтана. — Надеюсь, ты не будешь выступать против решения отца.
— Мама, но Клавдий Флакк вряд ли будет радовать девушку с темпераментом Юлии.
— Юлии вовсе не нужна радость, Марк. Она сама способна радоваться жизни. По любому поводу загорается, как огонь. Ей нужен человек, который остепенит ее.
— Боюсь, что Клавдий Флакк не просто остепенит ее. Он ее усыпит.
— Не думаю. Он блестящий человек и многое может ей дать.
— Может быть, но проявляла ли Юлия хоть когда–нибудь интерес к философии или литературе?
Феба тяжело вздохнула.
— Я понимаю, Марк. Об этих трудностях я тоже много думала. Но кого бы ты посоветовал ей в мужья на месте отца? Кого–нибудь из твоих друзей? Может быть, Антигона?
— Вовсе нет.
Услышав такой торопливый ответ, она добродушно засмеялась.
— Тогда ты должен согласиться с отцом. Юлии нужна зрелость и стабильность, которые может дать ей муж. В молодом человеке таких качеств не встретишь.
— Девушку в мужчине интересуют не только зрелость и стабильность, мама, — сухо сказал он.
— Любая девушка, обладающая здравым смыслом, понимает, что характер и разум оказываются долговечнее обаяния и внешней красоты.
— Сомневаюсь, что от такой мудрости Юлии станет легче.
— Какие бы сцены тут Юлия ни устраивала, ей все равно придется подчиниться решению отца, и ей самой же будет лучше, — Феба сложила перед собой руки и разглядывала их, — если только ты не спровоцируешь ее на непослушание.
Марк сжал губы.
— Ее не нужно ни на что провоцировать, мама. У нее своя голова на плечах!
— Ты же сам понимаешь, что оказываешь на нее заметное влияние, Марк. Если бы ты с ней поговорил…