Иосиф снова взывал к своему народу и говорил о том, что Бог трудится через римлян, чтобы уничтожить иудеев, исполняя тем самым пророчество, данное пророками Даниилом и Иисусом. Иудеи собрали все сухие материалы и смолу, которые только могли найти, и заполнили ими двор храма. Римляне выдвинулись вперед, а иудеи отступили, заманив тем самым римлян в храм. Находясь внутри, иудеи предали святое место огню и сожгли вместе с ним многих легионеров.
Тит быстро привел в порядок боевые ряды своих воинов и приказал погасить огонь, но не успели те спасти храм, как иудеи атаковали с новой силой. На этот раз командиры не смогли сдержать гнев римских легионеров, которые, жаждая крови иудеев, снова подожгли храм и пошли убивать всех, кто попадался у них на пути, и грабить поверженный город.
Когда пламя охватило вавилонскую завесу, изящно вышитую голубыми, алыми и фиолетовыми нитками, люди стали погибать сотнями. Высоко на крыше храма какой–то лжепророк кричал, чтобы люди взбирались наверх и получали избавление от всех мук. Вопли горящих заживо людей разносились по всему городу, смешиваясь с ужасными звуками битвы, перенесшейся на городские улицы и аллеи. Мужчины, женщины, дети падали от ударов мечей — смерть не разбирала никого.
Хадасса изо всех сил пыталась не думать о происходящем за стенами дома, но голос смерти был слышен везде. Ее мама умерла в тот же жаркий августовский день, когда пал Иерусалим, и в течение двух дней Хадасса, Марк и Лия обреченно ждали, зная, что рано или поздно римляне найдут и уничтожат их, как уничтожали всех, кто жил в городе.
Кто–то пробежал по их узкой улочке. Раздались крики человека, которого безжалостно рубили мечами. Хадассе захотелось вскочить и убежать, но куда ей было бежать? И как она могла бросить сестру и брата? Она вжалась спиной в темный угол небольшой комнаты и обняла Лию.
Послышались мужские голоса. Громче. Ближе. Неподалеку раздался стук открываемой настежь двери. Послышались крики людей внутри какого–то дома. Затем один за другим они стихли.
Слабый и изможденный, Марк с трудом поднялся и, став перед дверью, начал молча молиться. Сердце Хадассы бешено заколотилось, ее пустой желудок, казалось, превратился в один сплошной сгусток боли. Она услышала на улице голоса. Говорили по–гречески, надменным тоном. Кто–то один отдавал приказы обыскать все дома на улице. Раздался стук еще одной открываемой двери. Снова послышались крики.
Звук шагов кованой обуви послышался и возле их двери. У Хадассы замерло сердце. «О Боже… "
— Закрой глаза, Хадасса, — произнес Марк неожиданно спокойным голосом. — Помни о Господе, — сказал он, когда дверь резко растворилась. Марк издал громкий, быстро оборвавшийся стон и упал на колени. Из его спины торчал окровавленный меч, а его туника быстро покрылась кровью. Комнату наполнил истошный крик Лии.
Римский воин отбросил Марка назад, освободив свой меч.
Хадасса не могла произнести ни звука. Уставившись на пришельца и его облачение, покрытое пылью и кровью ее брата, Хадасса не могла пошевелиться. Его глаза блестели сквозь забрало. Когда он шагнул вперед и поднял свой окровавленный меч, Хадасса совершенно неосознанно сделала быстрое движение. Она подмяла под себя Лию и накрыла ее собой. «О Боже, сделай только все как можно быстрее, — молилась она. — Как можно быстрее». Лия молчала и не двигалась. Были слышны только резкое дыхание воина да крики людей на улице.
Терций крепче сжал свой меч и посмотрел сверху вниз на истощенную девочку, закрывшую собой еще одну, более тонкую и хрупкую девочку. Ну что с ними возиться — убить их обеих и тут же забыть о них! Эти кровожадные иудеи стали для Рима настоящим проклятием. Поедать своих детей! Убивать надо таких женщин, чтобы не рождали больше воинов. Этот народ заслужил того, чтобы стереть его с лица земли. Вот и этих нужно убить, и все дела.
Но что остановило его?
Старшая девочка посмотрела на него снизу вверх, и ее темные глаза были полны страха. Она была такой маленькой и тощей, вот только глаза… слишком большие глаза, которые так выделялись на ее исхудалом лице. Было в ней что–то такое, что лишило его решимости убивать. Его дыхание стало более ровным, сердце начало биться спокойнее.
Он пытался вспомнить тех друзей, которых потерял на этой войне. Диокл погиб от пущенного с крепостной стены камня, когда занимался осадными работами. Малкен был убит шестью мятежниками, пытаясь прорваться сквозь брешь в первой крепостной стене. Капаней заживо сгорел, когда иудеи подожгли свой храм. Альбион по–прежнему страдал от ран, когда в него вонзилась стрела, пущенная иудеем.