– Во дают! Обзавидоваться можно! – восхищённо прокомментировал этот момент Еремеев. – А на берегу их ждут ещё с полсотни благодарных дамочек!
– Николай, ты знаешь, где хутор фермера Макеева? – поинтересовался я более злободневным вопросом.
– Да, конечно. Был там всего разок, но дорогу помню, – обернулся ко мне мой бывший однополчанин. – А зачем тебе, Володя?
– Убийство у нас. Как раз на том хуторе, – я вкратце поведал Николаю и своим товарищам историю происшествия со слов участкового. – Поэтому надо собираться и выдвигаться. Вот, думаю, кого здесь оставить?
– Кого-кого, молодых, конечно, – глазом не моргнув отозвался Руденко. – Здесь надо пахать, а мы, старики, уже не в состоянии таскать разные чемоданы.
Парни заржали над очередным приколом со стороны «старика» и ловеласа Руслана. Я лишь покачал головой, и посмотрел на гору мокрых чемоданов. Не много мы их и натаскались, если честно. Практически всю работу делали сами спасшиеся.
– Хорошо. Вот ты, Рус, здесь и останешься. Вместе с Костей, Толиком и Марком, – решил я. – Присматривайте тут, что и как. Если что, то связь по рации. Надеюсь, они достанут до хутора фермера Макеева.
Затем я переговорил с Сержем и Люком, которые фактически командовали операцией по извлечению материальных ценностей из фюзеляжа «боинга». Объяснил, что с частью людей вынужден покинуть место приводнения, чтобы заняться своей прямой полицейской работой. При этом оставляю пассажирам вездеход с полной командой, обоих русских пилотов и переводчицу Марину впридачу. Последняя, кстати, после сделанного ей предложения стала меня немного сторониться. Видимо, испугалась идти работать в одну команду к дюжине брутальных мужиков звероватого вида. Хотя, подозреваю, что парни бы с неё сдували пылинки и на руках носили.
Оказавшись на берегу, я подозвал участкового и попросил его организовать питание и дальнейшую эвакуацию людей с берега. Антонов ответил, что глава администрации уже извещён обо всех нюансах, и вскоре на берег прибудет необходимая техника. Действительно, вдалеке слышался рёв тракторного двигателя, проделывающего проход сквозь чужой лес. Как оказалось, пока мы общались с французами, участковый послал двух ополченцев обратно, чтобы те сначала показали дорогу бульдозеристу, а затем обо всём известили бы Федосеева.
Чтобы вернуться к своим джипам, мы решили немного срезать, пройдя напрямик через чужой и свой лес. Попутно обменялись мнениями обо всём увиденном и происшедшем. Пока шли, я обратил внимание, что и мой тёзка-дальнобойщик и Николай как-то незаметно влились в наш коллектив. Даже мой напарник капитан Ковалёв перестал коситься в сторону Еремеева, и в голосе Михаила более не чувствуется сарказма, когда он перекидывается парой слов с бывшим пограничником. Соловьёв же вообще словно всегда работал с нами – мгновенно соображал и понимал практически с полуслова.
Выйдя к машинам, сообщили бортинженеру «ила» Сапрыкину, что с его товарищами всё в порядке, и поехали в Данилово. Проезжая мимо «боинга», помахали руками пилотам «Люфтганзы», с дюжиной мужиков – скорее всего, из пассажиров – разгружавшим багажный отсек самолёта. Рядом с лайнером стояли два грузовика, чуть поодаль топтались трое ополченцев с ружьями – охрана, типа.
Заскочили к правлению, я пробился сквозь толпу местных жителей и коротко известил Федосеева обо всём происшедшем на берегу. Затем заехали в поместье Еремеева, похватали с кухни съестное, которое можно было употребить сухим пайком. Николай дал ЦУ охраннику, приказав тому использовать в случае надобности навороченный «хаммер» своей уже бывшей подруги. Затем мой бывший сослуживец приволок откуда-то из загашника целых три рации, «моторолы», новенькие, в упаковке.
– Мужики, не ругайте зазря! Старый стал, и совсем забыл про энзэ, – демонстративно хлопнув себя по лбу, Николай протянул одну рацию Соловьёву. Вторую забрал себе, а последнюю отдал охраннику. Настроили частоту, проверили, поговорив с группой Руденко – есть связь, работает. Сели в джипы и поехали забирать от родственников фермера Макеева.
И без того сильно возбуждённый и убитый горем Макеев успел принять на душу и оказался никудышным свидетелем. Учитывая его состояние, я бы не рискнул брать у него показания даже в обычной ситуации. В общем, вдребезги пьяный фермер так ничего толком и не смог объяснить, а его сынишка лет восьми смотрел на нас василькового цвета глазами и молчал. Молчал, никак не реагируя ни на мои вопросы, ни на вопросы своей родной тётки. Да, испугался мальчишка страшно, и боюсь, как бы ни на всю жизнь.