Парад запаздывал. По это никого не огорчало, даже наоборот. В конце концов в толпе нашли место и последние опоздавшие. Куда ни глянь — всюду примостились каирские мальчишки. Полицейские с отсутствующим выражением на лицах вытянулись в струнку. Оркестр грянул гимн, и показалась головная колонна.
Мне довелось видеть в жизни немало военных парадов. Но этот был совершенно особенный, захватывающий, на каждом шагу зрителя могло ожидать непредвиденное. Между тем солнце нагрело асфальт. Он плавился, источая запах, который был сильнее аромата, исходившего от надушенных зрителей.
За знаменосцами шагали взводы, представляющие все государства Арабской лиги. Это была тоже демонстрация. Демонстрация арабского единства. Иордания, Судан, Сирия, Саудовская Аравия, Ливан, Ливия, Йемен. Некоторые выставили напоказ всю свою военную красу — это суданцы. У других мягкие движения и решительное, боевое выражение — Йемен. Тюрбаны, платки, фески, кокарды, перья, береты. Добродушную улыбку вызывают ливанцы, марширующие в белых спортивных костюмах с лыжами за плечами. А ртуть в термометре уже поднялась выше температуры человеческого тела.
Город охвачен лихорадкой. Раскаленная улица прилипает к подошвам марширующих. Вот по площади прошла военная академия Египта. В ее рядах представители всех арабских стран. Египет обучает их офицеров. Затем двинулась пехота. Быстро пробежали парашютисты. Появилась национальная гвардия во главе с десантниками. Мотоциклисты, моторизированная полиция, танки. Когда на площадь выехали орудия, шум, суматоха и выкрики достигли такой силы, что молчать уже никто не мог. Все оглушительно кричали, энергично размахивая руками. Среди тех, кто стоял на площади прямо под солнцем, вероятно, часов с пяти утра, некоторые падали без чувств. Растопившийся асфальт прилепился к гусеницам танков, и главная улица превратилась в перепаханное поле. Танки, нарушая построение, стремительно проносились по площади. Эскадрилья за эскадрильей прогрохотали над нами. Со звуком щелкнувшего бича пронеслись реактивные истребители. Но вот прошел последний боец, и парад закончился.
Когда мы под полуденным зноем плелись в гостиницу, вместе с нами шли толпы людей. После колоссального напряжения у всех развязались языки, все трещали и болтали разом. Это было похоже на рынок, биржу, школьную перемену, прямо на улицах города. Египтяне гордились своей новой революционной армией, но в этом не было ничего агрессивного. Просто они радовались, как дети. А мы тем временем размышляли об увиденном. Мы воочию убедились в солидарности арабских народов. От Атлантики до Индийского океана. Марокко, Алжир, Тунис разъединить нельзя — их объединяют язык и вера. Их отличает уровень развития и по-разному решающиеся проблемы национальной независимости. Но глубоко под слоем влияний, вопреки искушениям и опасениям все больше разгораются искры ненависти к империалистическим колонизаторам. Такой внутренний огонь превращается и кое-где уже превратился в пожар небывалой силы.
Над взволнованной гудящей толпой неслись оглушительные звуки радио. Кругом репродукторы пражской фирмы «Тесла». Египетское радио ежедневно, с шести утра до часу ночи транслирует на 17 языках. Видимо, в этот момент все репродукторы оглушительно гремели сразу на всех языках. На абиссинском, арабском, малайском, индонезийском, урду, английском, турецком, португальском и т. д. Никто ничего не слушал. А если и слушал, то все равно ничего не понимал. Но репродукторы на празднике народа не должны молчать.
К вечеру улица затанцевала. Оркестры сначала играли, потом выли, потом сипели и наконец охрипли. С балконов сыпался дождь конфетти и серпантина. На лестнице нашей гостиницы примостились усталые египетские кинооператоры, томимые жаждой и выжатые как лимоны. Среди суматохи и веселых проделок толпы мы пили холодное египетское пиво и беседовали о вещах, абсолютно неактуальных. Сквозь просветы домов виднелось вечно ясное, усыпанное звездами небо, склонившееся над землей, где никогда не бывает дождей, и мы спросили наших друзей-операторов, как они: снимают бури?
Впоследствии мы узнали, что один из них погиб во время съемок военной бури. При нападении англо-франко-израильских отрядов на район Суэцкого канала.
Несколько месяцев спустя после великолепного парада военные действия колонизаторов потерпели полный крах. Они натолкнулись на огромное препятствие… На стремление человечества к миру.
СУЭЦ
Стояли снежные рождественские праздники. Двадцатые годы были на исходе. Энергичная хозяйка винного погребка «Эст-эст-эст» на Малтезской площади посыпала золой садовую дорожку.
В погребке было жарко. За столиками сидели одни мужчины. В сочельник обычно дома не готовят, и заботливые мамы украшают детям елку. В такое время мужчины предпочитают посидеть за стаканом вина и, пребывая в общительном настроении, любят обстоятельно потолковать о животрепещущих событиях прошлого века.
За одним столом расположились представители старшего поколения мастеров искусства с Малой Страны[25] во главе с Цельдой Клоучеком. За другим, более шумным столом сидела юная гвардия художников, скульпторов, архитекторов и поэтов, отнюдь не собиравшихся поститься.
Хозяин и сам не знал, радоваться их приходу или нет. Конечно, для его заведения это была прекрасная реклама — заманчиво прослыть владельцем погребка малостранских художников, но с другой стороны, с ними одно горе. В прошлом году, например, они устроили рождественскую елку на столе и прожгли скатерть. А в позапрошлом наносили ведерком снегу и принялись обстреливать снежками постоянных клиентов — у тех. видите ли, реакционные взгляды на искусство. И вдобавок облепили свечками старый «шевроле», принадлежавший одному молодцу из их компании, зажгли свечки, вытащили приятеля из-за стола, посадили в машину, а он — ведь вот какой деликатный человек — даже не рассердился. Так со свечками и доехали на своей тарахтелке до Карлова моста, там уж свечки погасли. — Странные люди! Но счет у них солидный, платят они сообща, а деньги между собой собирают. Только бы не галдели так.
Из года в год в полдень сюда заходил старый, очень старый человек в длинном пальто-реглан. У него изборожденное морщинами лицо с беззубым ртом и такие руки, что по ним, как по срезу старого дерева, можно сосчитать прожитые в тяжком труде годы. Он переходил от столика к столику, и всюду его встречали приветливо и радушно. Шумные компании тотчас же затихали, и старик, развязав розовый платок, угощал каждого кусочком витого рождественского хлебца. В этом было что-то напоминающее библейские сказания или сказку о чудесном старичке с Малой Страны. И когда брошенное кем-то вскользь слово пробуждало его воспоминания, он принимался за свой рассказ.
А рассказывал старик всегда одно и то же — о том, как он с Фердинандом Лессепсом строил Суэцкий канал. Видимо, это было самое волнующее событие в его жизни, и поэтому ему казалось вполне уместным всегда и повсюду рассказывать о нем. Имя этого человека я то ли забыл, то ли вообще не знал. Но мне не забыть гордого блеска старческих глаз, когда он рассказывал нам, зеленым юнцам, еще только вступавшим в жизнь, какое это было грандиозное строительство — и он был его участником.
Несколько лет спустя я попал в Порт-Саид и собственными глазами увидел Суэцкий канал. Тонкая лента голубоватой воды застыла неподвижно — я бы сказал, покоилась в белой, выцветшей равнине, скудной, сыпучей и сухой. А вокруг разбросала свои железные аксессуары цивилизация. Паутина проводов, дорожные знаки, рекламные стенды и семафоры. Так вот он, Суэцкий канал! На первый взгляд ничего особенного!
Около 161 километра в длину, не более 120 метров в ширину (только в одном месте 150 метров). Наибольшая осадка судов 10 метров, поскольку глубина самого канала всего лишь 12–13 метров. Но, несмотря на это, по каналу проходят громадные океанские пароходы и военные крейсеры. Ганзелке и Зикмунду удалось запечатлеть на пленке даже британскую авиаматку. Она возвышается, точно пузатый небоскреб, над плоской белой равниной. Кажется, ее борта, как своды, нависают над гранитными берегами.