Вечное спасение и вечное осуждение — абсолютные реальности, которые я вижу как бы уже осуществленными в жизни: во мне, в моих ближних, во всем Божественном mysterium tremendum, два полюса жизни, реально определяющие меня и мое неустойчивое равновесие, мою неустойчивость, из которой своими силами я никак не могу выйти. Но сейчас, в опустошенности невидящего, чужого взгляда я вижу скорее второй полюс, чем первый.
3. «И сказал Иисус: на суд пришел Я в мир сей, чтобы невидящие видели, а видящие стали слепы» (Ин. 9, 39). (I)
Это изречение эсхатологическое, так как говорит о последнем суде. Приведу еще шесть эсхатологических изречений Христа.
«Так будут последние первыми, и первые последними; ибо много званных, а мало избранных» (Мф. 20, 16). (II)
«Ибо, кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что он думает иметь» (Мф. 13, 12 = Лк. 8, 18). (III)
«На небесах больше радуются одному грешнику кающемуся, нежели 99 праведникам, не имеющим нужды в покаянии» (<Ср.> Лк. 15, 7). (IV)
«Поле есть мир; доброе семя, это — сыны царствия, а плевелы — сыны лукавого; враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века» (Мф. 13, 38-39). (V)
«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него. Верующий в Него не судится, а не верующий уже осужден, потому что не уверовал во имя единородного Сына Божия. Суд же состоит в том, что свет пришел в мир» (Ин. 3, 16— 19). (VI)
«Слово, которое Я говорил, оно будет судить его (неверующего. — Я. Д.) в последний день; ибо Я говорил не от Себя, но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить; и Я знаю, что заповедь Его есть жизнь вечная» (Ин. 12, 48-50). (VII)
«Последние» из (II) и грешник кающийся из (IV) — это те же невидящие, которым Христос пришел открыть глаза (I). А первые из (II) и праведники, не имеющие нужды в покаянии, из (IV) — видящие, которые станут слепы. Мой безбожный разум спрашивает: а если все грешники покаются, на небесах уже не будут радоваться? Можно ответить, что Христос говорит здесь о нашей земной жизни, в Царствии Небесном уже поздно каяться. Но это смягчает радикальность изречения. Не напрасно кающийся грешник противополагается праведникам, не имеющим нужды в покаянии. Именно потому, что они праведники, им и не нужен Христос. Он Сам говорит, что пришел не к праведникам, а к грешникам: «Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9, 13). Об этом же говорит и изречение (VI). Мне кажется, здесь сказано наиболее радикальное разделение веры и нравственности, освобождение веры от морализирования: самые лучшие и добрые мысли, намерения и дела не могут освободить человека от его внутренней противоречивости и лживости, от тяжести и боли бытия. И сама нравственность, самая высокая нравственность, без веры и покаяния станет безнравственностью: или легализмом, то есть формальным по долгу исполнением заповедей, или фарисейством — лицемерным путем совершенствования, фарисейскими заботами о своей душе; потому что праведность без веры в Бога станет своей праведностью, и я уже не смогу удержаться от двух соблазнов: пожалеть себя в своих неудачах и несчастьях и похвалить себя за свои добрые намерения и дела.
Слова «чтобы видящие стали слепы» можно понимать в переносном смысле, как предупреждение мне: чтобы видящие не стали слепы, или под видящими понимать уверенных в себе видящих, так же как под 99 праведниками — уверенных в своей праведности. Но тогда это уже не праведники, а фарисеи, а уверенные в себе видящие уже слепы. Все это снова смягчает радикальность слов Христа. Девяносто девять праведников, о которых говорит Христос, настоящие праведники, не нуждающиеся в покаянии; праведниками были и друзья Иова: они и говорили праведно. А Иов говорил неправедно, восстал на Бога, проклял день своего рождения. Но в глазах Бога Иов оказался праведником, а праведники — неправедными. Праведник не нуждается в покаянии; но отсутствие нужды в покаянии — неправедность. Это ноуменальная противоречивость моей праведности, как собственной праведности: как моя собственная праведность — она уже не праведность. Только Бог может дать мне праведность — Свою праведность. Тогда она моя, но как только станет моей праведностью, она уже моя собственная праведность, которой я горжусь, то есть фарисейство.