Христос просит, призывает: кто может вместить, да вместит. Он только просит. Но кто в словах Христа увидел Его Самого, уже не может успокоиться, пока не вместит. Но вместить все равно не может. Тогда уж нет покоя. Христос призывает к Себе всех труждающихся и обремененных, чтобы успокоить их, дать покой их душам. И дает беспокойство. И вот, когда беспокойство доходит до последних пределов, до полного отчаяния и безнадежности, когда кажется, уже и жить нельзя, приходит покой: Он Сам приходит. Когда уже в полной разуверенности, в полном сокрушении духа, в отчаянии и безнадежности воплю, так как не могу вместить, Он приходит и вмещает.
Самое главное в Евангелии — Сам Христос, Слово, ставшее плотью. Вочеловечение Бога не идея, не «мысленный проект», а абсолютный факт — реальность, по сравнению с которой все остальное — видимость и ложь. Слово стало плотью: все слова Его стали плотью; это не нравственные правила, а Он Сам. Он Сам сказал: «слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь» (Ин. 6, 63). Я и есть то, что говорю вам (Ин.). В Его словах объединились, даже отожествились и то, что Он говорит, и то, как Он говорит, и Тот, Кто говорит. Поэтому самое главное в Евангелии не учение Христа, а Он Сам: Он Сам и есть Его учение, Он Сам и есть то, что Он говорит. Это и значит: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». Это и есть вочеловечение Слова, полная, абсолютная субъективность истины, личная истина: Он Сам и есть истина: Я есмь путь, истина и жизнь, говорит Он. Поэтому же в сравнении с Его словами все другие слова, вообще всё — мировой, космический прозаизм и провинциализм: не только провинциализм, но и прозаизм. Потому что в Его словах, в Нем Самом есть какая-то красота; красота не эстетического порядка или этического, но совершенно другого рода, не определяемая никакими человеческими категориями.
Или Христос, или мир. Невидящие, мытари, грешники выбирают мир. Видящие, праведники — Христа. Но ведь Христос пришел не к праведникам, а к грешникам, Он Сам сказал: «Я пришел призвать не праведников, а грешников к покаянию». Праведникам Христос не нужен.
Можно выбирать все что угодно: кроме Христа. Христа невозможно выбрать, можно быть уязвленным Христом. Видящий, праведник не нуждается в Христе, ему не нужен Христос. И это величайший соблазн: Христос выше праведности. Тогда всякая моя праведность, всякая человеческая праведность, стала неправедностью.
Противоречие в том, что передо мною дилемма: или Христос, или мир. И в этой дилемме величайший соблазн Сам Христос. Потому что выбрать Христа невозможно, всякий выбор грех и своеволие. Выбирая Христа, я уже выбрал антихриста.
Несомненно, что среди законников и фарисеев были и нелицемеры — истинные праведники, с бесконечной заинтересованностью ждавшие Мессию, то есть Помазанника — Христа, как Его ждал и Савл. Выбирая между миром и Христом, они выбрали, как и Савл, Христа. Поэтому, когда Он пришел, отвергли Его. И Савл отверг Его; пока не услышал голос с неба: что ты гонишь Меня? Тогда Савл не выбирал, а стал Павлом: так как был уязвлен Христом. Эти истинные праведники были видящими. И Христос для того и пришел, чтобы они, видящие, стали слепы. Это и есть Божественное mysterium tremendum: человек видит, когда Христос пробуждает его, но не может утвердиться сам в своем видении. Я снова перешел к онтологическому объяснению, но ведь истинные праведники были все же видящими. Эсхатологический смысл изречения Ин. 9, 39 все равно нельзя объяснить, его можно только видеть и ужасаться, как ужасались и апостолы. Кто не видит его и не ужасается, еще не видит Божественного mysterium tremendum, не видит Христа, еще не имеет радости и великого дерзновения во Христе.