— Спасибо, Изольда Юрьевна, — кивнул Брюс, и когда женщина вышла из кабинета, щедрым жестом хозяина показал на сервированный стол. — Угощайтесь, господа.
Старейшина остался на месте, даже не пошевелился. Я заметил легкую усмешку Александра Яковлевича, который спокойно встал, взял одну из чашек, подмигнул мне. Почему бы и не выпить? Вон, конфетами даже угощают. А раз угощают, ломаться не стоит.
Тоже повторяю его движения, подхожу к столу, беру ароматного чайку и с шуршанием разворачиваю шоколадную конфету в яркой золотисто-зеленой обертке. «Золотая рыбка», хм, с орешками. Не особенно люблю конфеты с разными наполнителями, но в гостях свое «фи» не показывают.
— Вкусные? — без всякой насмешки в голосе спросил Брюс, делая глоток.
— Отличные, — киваю я и смотрю на Старейшину. — Вам дать чаю, Семен Игоревич?
Старик махнул рукой и неожиданно сказал:
— Пойду я, Александр Яковлевич. Беседуйте тут. Только не обижайте мальца. А то знаю методы Коллегии.
— Ну что вы, Семен Игоревич, — с нотками обиды произнес Брюс. — Мальчик зело сообразительный и речистый. Думаю, найдем друг с другом общий язык.
— Речистый не по возрасту, — ухмыльнулся Булгаков. — Я за его язык и беспокоюсь. Не наговорил бы лишнего.
Намекает на то, чтобы я следил за собой. Действительно, сболтну чего-нибудь такого, что пойдет только во вред. Проводив взглядом деда, я вздохнул и отставил недопитую чашку в сторону. Я бы не отказался от его присутствия, но хозяин кабинета на что-то намекал не просто так. Он хотел, чтобы Булгаков ушел.
Повисло молчание, которое беспокоило только меня. Главный чародей открыл какую-то папку и пролистывал вложенные в нее бумаги. Некоторое время он вовсе не замечал, что здесь еще кто-находится. Или намеренно нагнетал ситуацию, чтобы я начал ерзать и волноваться.
— Итак, Викентий Волховский, воспитанник новгородского детского приюта, — неожиданно сказал Брюс, не отрывая взгляд от папки. — Оставлен в младенчестве, родители неизвестны. Дар активирован в восемь лет. Но какой именно — в досье не указано. Я попробовал узнать, но всюду натыкался на литеру «К». Значит, искорка у тебя, Викентий, необычная. И проявилась она во всем великолепии во время праздника на стадионе Болотного. Очень необычный Дар. Каково это — быть Разрушителем?
Мне слегка поплохело, а потом взяв себя в руки, я проанализировал ситуацию. Брюс просто обязан был знать о моем Даре. И, конечно, все знает. Он же напрямую подчиняется императору, вхож в его кабинет без доклада, можно сказать — Ближний круг. Чего я напрягся?
— Не совсем хорошо, — буркнул я, смывая чаем липкую шоколадную сладость с языка. — Была бы магия, а так непонятно что. Убить меня запросто можно, а я ничего не смогу сделать. Ни защититься стихийным плетением, ни ударить.
— Н-да, печальную ты картину нарисовал, Викентий, — покивал Брюс. — Сочувствую. Но это не твой выбор, к сожалению. Ты или подстроишься под него, или возьмешь в свои крепкие руки. Извлечь пользу можно из любой ситуации. Даже из дара разрушения.
Он откинулся на спинку кресла, переплел пальцы между собой и продолжил:
— Тебе придется жить как обычному человеку, зная, какой мощью обладаешь. Это очень трудно, это чертовски обидно, когда вокруг тебя бушует магия. Мы, например, черпаем энергию из окружающего мира и пользуемся ею в разных ситуациях. Но знай: одаренные гибнут очень часто, так же часто, как и простолюдины. Просто мы никогда не пересекаемся друг с другом, наши социальные лифты ходят на разных горизонтальных уровнях. И от тебя зависит, в каком лифте передвигаться. Но сначала мы должны убедиться, что ты хочешь подняться наверх, туда…
Палец Брюса ткнулся в потолок кабинета. Жест понятен, но я еще плохо соображаю, чего добивается чародей. Думал, с меня будут снимать шкурку, а попал на душещипательную беседу.
— Мы можем тебя подкинуть наверх, если того пожелаешь. И тогда перед тобою откроются такие горизонты, что дух захватит.
— И быстрее прихлопнут, — разумно ответил я, помня все предупреждения.
— Прихлопнут, если четко не поймешь, кем хочешь стать, чью сторону принять.
Вон в чем дело! Да меня исподволь подталкивают к службе в императорском клане! Я сам должен сделать выбор, раз ментальное давление не способно решить подобную задачу. Чистая психология! И тогда перед Булгаковыми разведут руками и скажут, что никакого насилия не было. Да еще запишут мое решение на камеру, покажут опекунам. Иван Олегович очень расстроится… Хорошо взрослым, у них все карты нужные в руках, а я блуждаю в потемках!