Сумятица на площади достигла предела. Вопли "В огонь!", "На костер!", "Да здравствует Кольбер!" - смешивались с криками "На виселицу!", "Да здравствует король!".
Толпа буянов, освободившая осужденных, тащила их к кабаку. Менвиль во главе этой шайки кричал громче всех:
- В огонь! В огонь! Да здравствует Кольбер!
ДаАртаньян начал понимать, что осужденных хотят сжечь живьем, а его дом превратить в костер для этого.
- Стой! - крикнул он, став одной ногой на подоконник и обнажив шпагу. - Менвиль, что вы тут делаете?
- Дорогу, господин ДаАртаньян! Дорогу! - крикнул тот в ответ.
- В огонь, в огонь воров! Да здравствует Кольбер! - продолжала реветь толпа.
Эти крики наконец вывели даАртаньяна из себя.
- Черт возьми, что за гнусность! - воскликнул он. - Сжечь живьем людей, приговоренных лишь к повешению!
Перед дверьми толпа зевак, притиснутая к стене, загородила путь Менвилю с его отрядом. Менвиль выбивался из сил.
- Дорогу, дорогу! - кричал он, угрожая пистолетом.
- Сжечь их! Сжечь! - ревела толпа. - В кабаке разведен костер. Сожжем воров вместе с кабаком!
Не оставалось больше сомнения: дом даАртаньяна был избран для зверской расправы с осужденными.
ДаАртаньян припомнил старый боевой клич, всегда оказывавший свое действие, и крикнул громовым голосом, способным заглушить пушечную пальбу, рев моря - и вой бури:
- Ко мне, мушкетеры!
Ухватившись рукой за косяк, он прыгнул в самую середину толпы, которая в испуге шарахнулась от дома.
В один миг Рауль также очутился внизу. Оба обнажили шпаги. Мушкетеры, столпившиеся на площади, услышали призыв и, обернувшись, узнали даАртаньяна.
- Наш капитан! Капитан! - закричали они в один голос.
Толпа расступилась под их дружным натиском, как расступаются волны перед кораблем. В этот момент ДаАртаньян и Менвиль очутились лицом к лицу.
- Дорогу, дорогу! - кричал Менвиль, видя, что до двери осталось каких-нибудь два шага.
- Стой! - отвечал ДаАртаньян.
- Погоди же! - крикнул Менвиль, целясь в него в упор.
Но прежде чем грянул выстрел, ДаАртаньян шпагой толкнул руку Менвиля и затем проткнул ему бок.
- Говорил я, чтобы ты вел себя смирно, - заметил даАртаньян Менвилю, свалившемуся к его ногам.
- Дорогу, дорогу! - продолжали кричать товарищи Менвиля, которые пришли было в замешательство, но ободрились, увидев, что у них всего двое противников.
Однако эти двое оказались настоящими сторукими гигантами. Шпаги в их руках сверкали, точно огненный меч архангела: с каждым взмахом на землю падал человек.
- За короля! - кричал ДаАртаньян.
- За короля! - вторил ему Рауль.
Вскоре этот клич подхватили мушкетеры, присоединившиеся к даАртаньяну.
Между тем стрелки после временного замешательства пришли в себя и ударили по бунтовщикам с тыла, сбивая и опрокидывая все на пути.
Толпа, видя сверкающие сабли и льющуюся кровь, шарахнулась назад, увеличивая давку.
Послышались крики о пощаде, вопли отчаяния: то были последние возгласы побежденных. Осужденные снова попали в руки стрелков.
ДаАртаньян, приблизившись к ним и видя, что они бледны и полумертвы от ужаса, сказал:
- Успокойтесь, бедняги, вы не подвергнетесь ужасной казни, которой угрожают вам эти негодяи. Король присудил вас к повешению, и вы будете только повешены... Пусть их повесят.
В кабачке водворилась полная тишина. За отсутствием воды огонь был залит двумя бочками вина. Заговорщики убежали через сад. Стрелки потащили осужденных к виселице.
С этой минуты дело быстро пошло вперед. Палач спешил кончить с казнью и, не заботясь о соблюдении всех формальностей, в одну минуту вздернул на виселицу обоих несчастных.
ДаАртаньяна обступили со всех сторон, осыпая поздравлениями. Он отер пот со лба, кровь со шпаги и пожал плечами, глядя, как Менвиль корчится в судорогах.
Рауль отвел глаза от тяжелого зрелища, а ДаАртаньян, указав мушкетерам на виселицы с казненными, проговорил:
- Бедняги! Надеюсь, они умерли, благословляя меня, что я избавил их от костра.
Эти слова долетели до Менвиля в ту минуту, когда он сам испускал последний вздох. Мрачная улыбка мелькнула на его губах; он хотел что-то сказать, но это усилие стоило ему жизни. Он скончался.
- О, как все это ужасно! - произнес Рауль. - Уйдемте отсюда, господин ДаАртаньян.
- Ты не ранен? - спросил его мушкетер.
- Нет, не беспокойтесь.
- Экий храбрец! У тебя голова отца, а руки Портоса. Эх, если бы Портос был здесь, ему было бы на что полюбоваться! Куда он мог запропаститься, черт побери! - пробормотал даАртаньян.
- Пойдемте же, господин даАртаньян, - настаивал Рауль.
- Одну минуту, мой друг. Я сейчас получу свои тридцать семь с половиной пистолей и затем буду к твоим услугам... Дом действительно доходный, - прибавил он, направляясь к кабаку, - но я предпочел бы иметь что-нибудь поспокойнее и в другой части города.
XV
О ТОМ, КАК БРИЛЬЯНТ Д'ЭМЕРИ ПОПАЛ В РУКИ Д'АРТАНЬЯНА
Пока на Гревской площади разыгрывалась вышеописанная кровавая сцена, несколько заговорщиков собрались у калитки, которая вела в соседний сад. Вложив свои шпаги в ножны, они помогли одному из товарищей сесть на ожидавшую в саду лошадь, а потом, точно спугнутая стая птиц, разлетелись в разные стороны: кто перелез через забор, кто проскользнул в калитку.
Всадник вонзил шпоры в бока лошади с такой силой, что она чуть не перепрыгнула через стену; как молния, пронесся он через площадь Бодуайе, затем по улицам, опрокидывая и давя встречных. Через десять минут он очутился перед дверью главного казначейства, дыша так же тяжело, как и его конь.
Услышав стук копыт по мостовой, аббат Фуке поспешил к окну и, высунувшись, крикнул всаднику, еще не успевшему соскочить с лошади:
- Ну что, Даникан?
- Все кончено, - отвечал тот.
- Они спасены?
- Нет, напротив, повешены.
- Повешены! - повторил аббат, побледнев.
Внезапно отворилась боковая дверь, и в комнату вошел министр Фуке с бледным, искаженным от горя и гнева лицом. Остановившись на пороге, он прислушивался к разговору, который велся через окно.