И с этими словами он встал из-за стола, подошел к стене, хладнокровно снял с нее свою шпагу и пистолеты и принялся осматривать их с тщательностью старого опытного солдата, идущего в бой и понимающего, что жизнь его в значительной мере зависит от качества и состояния оружия, с которым он пойдет на врага.
При первых же пушечных выстрелах, при известии о том, что остров может быть внезапно захвачен королевскими войсками, растерявшаяся толпа устремилась в ворота форта. Народ искал у своих вождей помощи и совета.
В окне, выходившем на главный двор, заполненный ожидающими приказаний солдатами и растерянными, умоляющими о помощи местными жителями, между двумя ярко горящими факелами показался бледный и подавленный Арамис.
- Друзья мои, - начал д'Эрбле с мрачной торжественностью, отчетливо произнося каждое слово, - друзья, господин Фуке, ваш покровитель, ваш друг и отец, по приказу короля арестован и брошен в Бастилию.
Продолжительный крик, исполненный ярости и угрозы, донесся до окна, перед которым стоял епископ, и этот крик вызвал в нем ответное чувство.
- Отомстим же за господина Фуке! - кричали в толпе наиболее пылкие. Смерть королевским солдатам!
- Нет, друзья, нет, - сурово сказал Арамис, - нет, не надо сопротивления. Король - хозяин у себя в королевстве. Король - исполнитель божественной воли. Бог и король поразили господина Фуке. Склонитесь же пред волей господней. Любите бога и короля, поразивших господина Фуке. Не мстите за вашего господина, не стремитесь отомстить за него. Вы напрасно пожертвуете собой, напрасно принесете в жертву ваших жен и детей, ваше имущество, вашу свободу. Сложите оружие, друзья мои! Сложите оружие, раз таков приказ короля, и мирно расходитесь по вашим домам! Это я вас прошу об этом, это я настаиваю на этом, и, если без этого не обойтись, я приказываю вам это от имени господина Фуке.
В толпе, собравшейся под окном, прокатился продолжительный гул, порожденный гневом и ужасом.
- Солдаты короля Людовика Четырнадцатого проникли на остров, - продолжал Арамис. - Теперь между вами и ими было бы ужо не сражение, а резня. Идите и забудьте о мщении. На этот раз я приказываю вам это именем господа бога.
Мятежники, безмолвные и покорные, медленно расходились.
- Но, черт подери! Что вы сказали! - воскликнул Портос.
- Сударь, - обратился к епископу Бикара, - сударь, вы спасаете здешних жителей, но не спасаете ни себя, ни вашего друга.
- Господин де Бикара, - молвил с исключительным благородством и такой же учтивостью ваннский епископ, - господин де Бикара, будьте любезны считать себя с этой минуты свободным.
- Чрезвычайно охотно, но...
- Но вы окажете этим услугу и нам, ибо, сообщив начальнику экспедиции, представляющему здесь короля, о покорности жителей острова, вы не преминете, конечно, рассказать ему и о том, как эта покорность была достигнута, и тем самым добьетесь и для нас какой-нибудь милости.
- Милости! - вскричал с горящими от гнева глазами Портос. - Милости! Но откуда вы взяли подобное слово?
Арамис резко дернул за локоть своего давнего друга, как он делал это не раз в незабвенные дни их молодости, когда хотел показать Портосу, что он допустил или собирается допустить какой-нибудь промах. Портос понял и замолчал.
- Я отправляюсь, - согласился Бикара, также несколько удивленный словом милость, слетевшим с уст гордого мушкетера, славные деяния которого он сам всего несколько мгновений назад так восхвалял.
- Отправляйтесь, господин де Бикара, - сказал Арамис, раскланиваясь с ним на прощанье, - и, покидая нас, примите изъявление нашей глубокой признательности.
- Но вы, господа, вы, кого я имею честь называть своими друзьями, поскольку вы соблаговолили даровать мне это лестное право, что станется с вами? - спросил взволнованный офицер, прощаясь со старыми знакомыми и долгими противниками своего отца.
- Мы не уйдем отсюда.
- Но, боже мой! Приказ в отношении вас не оставляет места сомнениям!
- Я ваннский епископ, господин де Бикара, а в наши дни епископа не расстреливают, как не вешают дворянина.
- Да, да, сударь, да, монсеньер, вы правы, конечно, вы правы; вы располагаете еще этой возможностью спасти свою жизнь. Итак, я отправляюсь к начальнику экспедиции. Прощайте же, господа, или, правильнее сказать, до свидания!
С этими словами офицер вскочил на коня, оседланного для него по приказанию Арамиса, и поскакал в том направлении, откуда донеслись выстрелы, прервавшие беседу обоих друзой с их благородным пленником.
Арамис посмотрел ему вслед и, оставшись наедине с Портосом, сказал:
- Итак, вы понимаете?
- Нет, клянусь честью, не понимаю.
- Разве Бикара не стеснял нас своим присутствием?
- Нет, ведь он славный малый.
- Согласен. Но разве необходимо, чтобы всему свету было известно о пещере Локмария?
- Ах, вот вы о чем! Это верно; теперь понимаю. Значит, мы спасаемся в нашей пещере.
- Если вы понимаете, - возбужденно проговорил Арамис, - в дорогу, друг Портос! Баркас ожидает нас, и мы еще не схвачены королем.
XXVIII
ПЕЩЕРА ЛОКМАРИЯ
От мола до пещеры Локмария было не близко, и обоим друзьям пришлось затратить немало сил, пока они добрались до нее.
Было поздно; в форту пробило двенадцать; Портос и Арамис были обременены золотом и оружием. Они шли по прибрежной пустоши, тянувшейся от мола до самого входа в пещеру; каждый шорох заставлял их настораживаться, так как они опасались засад.
Слева тянулась дорога, которой они тщательно избегали. Время от времени на ней появлялись беженцы, выгнанные из расположенных в глубине острова домов грозным известием о высадке королевских солдат. Укрываясь за скалами, Арамис и Портос ловили слова этих несчастных, трепетавших за свою жизнь и уносивших на себе самое ценное из своего скудного скарба, и старались извлечь, вслушиваясь в их горестные стенания, полезные для себя сведения.
Наконец после поспешного перехода с несколькими остановками, к которым их побуждала осторожность, Арамис и Портос достигли глубоких пещер, куда предусмотрительный ваннский епископ распорядился перекатить на катках добротный баркас, способный в это спокойное время года выдержать плаванье по открытому морю.