- Но вам, дорогая сестра, вам, имеющей столь большое влияние на вашего брата, быть может, вам все же удастся добиться того, чего никогда не добиться никакому послу.
- Для этого мне нужно было бы отправиться в Лондон, дорогой брат.
- Я уже думал об этом, - живо ответил Людовик, - и я решил, что подобное путешествие вас несколько развлечет.
- Только, - перебила принцесса, - возможно, что я потерплю неудачу. У английского короля есть советники, в притом очень опасные.
- Советницы, вы хотите сказать?
- Вот именно. Если ваше величество желаете, скажем, просить у Карла Второго (я ведь только предполагаю, мне решительно ничего не известно) союза для того, чтоб вести войну... тогда советницы короля, которых в настоящее время семь, а именно: мадемуазель Стюарт, мадемуазель Уэллс, мадемуазель Гуин, мисс Орчей, мадемуазель Цунга, мисс Даус и графиня Кестльмен, убедят короля, что война стоит дорого и что лучше давать балы и ужины в Гемптон-Корте, чем снаряжать линейные корабли в Портсмуте или Гринвиче.
- И тогда вас ждет неудача?
- О, эти дамы срывают любые переговоры, если только эти переговоры ведутся не ими.
- Знаете, какая мысль осенила меня?
- Нет. Поделитесь ею.
- Мне кажется, что, поискав хорошенько возле себя, вы, быть может, нашли бы советницу, которую повезли бы с гобой к королю и которая своим красноречием победила былую волю семи остальных.
- Это действительно удачная мысль, ваше величество, и я уже думаю, кто бы мог подойти к этой роли.
- Подумайте, и вы найдете, конечно.
- Надеюсь.
- Необходимо, чтобы это была красивая женщина: ведь приятное лицо стоит большего, чем безобразное, разве не так?
- Безусловно.
- Нужен живой, смелый, находчивый ум.
- Разумеется.
- Нужна знатность... ее, впрочем, требуется не так уж много, ровно столько, чтобы без неловкости подойти к королю, но не столько, чтобы знатность происхождения могла сдерживать в стеснять.
- Очень справедливо.
- И... надо, чтобы она хоть немного умела говорить по-английски.
- Бог мой! Кто-нибудь вроде мадемуазель де Керуаль, например, - оживленно проговорила принцесса.
- Ну да, вот вы и нашли... ведь это вы сами нашли, сестра моя, - обрадовался Людовик XIV.
- Я увезу ее, и я думаю, что ей не придется жаловаться на это.
- Конечно, нет; поначалу я назначу ее полномочною обольстительницей, а затем к ее титулу присоединю и поместья.
- Превосходно.
- Я уже вижу вас в дорожной карете, дорогая сестрица, и совершенно утешенной во всех ваших печалях.
- Я уеду при соблюдении двух условий. Первое - я должна знать, какого рода переговоры я буду вести.
- Сейчас сообщу. Вы знаете, что голландцы ежедневно в своих газетах поносят меня; их республиканские замашки я дольше терпеть не намерен. Я не люблю республик.
- Это понятно, ваше величество.
- Я с досадою вижу, что эти владыки морей (это они сами себя так величают) мешают французской торговле в Индии и их корабли вскоре вытеснят нас из всех европейских портов; подобная сила, и притом в таком близком соседстве, мне очень не по душе, дорогая сестра.
- Но ведь они ваши союзники?
- Вот почему они поступили весьма опрометчиво, выбив медаль, которая изображает Голландию, останавливающую, как Иисус Навин, солнце, и снабдив ее надписью: "Солнце, остановись предо мною". Это отнюдь не по-братски, не так ли?
- А я думала, что вы уже забыли про этот пустяк.
- Я никогда ничего не забываю, сестра моя. И если мои подлинные друзья, каков ваш брат Карл, захотят присоединиться ко мне...
Принцесса задумалась.
- Послушайте, - сказал Людовик XIV, - можно поделить владычество над морями, и раз Англия терпела уже подобный раздел, то разве я хуже голландцев?
- Этот вопрос будет обсуждать с королем Карлом мадемуазель де Керуаль.
- А в чем состоит ваше второе условие, сестра моя?
- В согласии принца, моего мужа.
- Оно будет дано.
- Тогда я еду, брат мой.
Услышав эти слова, Людовик XIV повернулся к тому углу зала, где находились Кольбер с Арамисом и д'Артаньяном, и подал своему министру условленный знак.
Тогда Кольбер, резко прервав начатый разговор, обратился к Арамису:
- Господин посол, давайте поговорим о делах.
ДаАртаньян тотчас же удалился. Од подошел к камину, откуда можно было услышать все то, что король будет говорить своему брату, который в сильнейшем беспокойстве направлялся ему навстречу.
Лицо короля оживилось. На нем была видна непреклонная воля, которой во Франции уже никто не перечил и которая вскоре не будет встречать отпора во всей Европе.
- Принц, - заявил король своему брату, - я недоволен шевалье де Лорреном. Вы его покровитель, посоветуйте ему в течение нескольких месяцев попутешествовать.
Словно снежная лавина в горах, эти слова свалились на принца, обожавшего своего фаворита и сосредоточившего на нем всю свою нежность.
Он воскликнул:
- Чем шевалье мог разгневать ваше величество?
И бросил яростный взгляд на принцессу.
- Я сообщу вам об этом, когда он уедет, - отвечал невозмутимо король. - А также когда принцесса, ваша супруга, отбудет в Англию.
- Принцесса в Англию! - пробормотал пораженный изумлением принц.
- Через неделю, брат мой, а куда мы с вами поедем, я оповещу вас позднее.
И, подарив принца улыбкой, чтобы подсластить горечь двух столь внезапных известий, король круто повернулся на каблуках и отошел от него.
В это время Кольбер продолжал разговор с герцогом д'Аламеда.
- Сударь, - сказал Кольбер Арамису, - пришло время, когда нам подобает внести полную ясность в отношения между нашими странами. Я помирил вас с королем, я не мог поступить иначе по отношению к такому выдающемуся человеку, как вы; но так как и вы проявляли порою дружеские чувства ко мне, то теперь и вам представляется случай доказать их искренность. Впрочем вы более француз, чем испанец. Ответьте мне с полною откровенностью: можем ли мы рассчитывать на нейтралитет Испании, если нами будут предприняты кое-какие действия против Голландии?
- Сударь, - отвечал Арамис, - интересы Испании не оставляют ни малейших сомнений. Возбуждать Европу против Голладдии, к которой в моей стране существует старинная ненависть из-за завоеванной ею свободы, такова наша политика, ставшая традиционною: но король Франции находится в союзе с Голландией. Затем вам, конечно, известно, что война с этой страной была бы войною да море, которую Франция, мне кажется, не в состоянии успешно вести.