- Что здесь случилось?
- Сударь, - отвечал моряк, не узнав в Монке генерала, потому что тот завернулся в плащ, - в этом доме жил иностранец, и солдаты заподозрили его. Они захотели войти к нему под "предлогом того, что его надо отвести в лагерь; но он их не испугался и заявил, что убьет первого, кто попробует переступить порог его дома. Какой-то смельчак кинулся вперед, и француз уложил его на месте пистолетным выстрелом.
- А, это француз? - улыбнулся даАртаньян, потирая руки. - Отлично!
- Почему отлично? - спросил моряк.
- Нет, нет, я ошибся, я не то хотел сказать. Продолжайте!
- Другие солдаты разъярились, как львы, дали выстрелов сто по этому дому, но француз был защищен стеной. Когда пробуют подойти к двери, стреляет его лакей, и очень метко! А когда подходят к окну, натыкаются на пистолет его господина. Смотрите, вон лежат уже семь человек убитых.
- А, храбрый мой соотечественник! - вскричал д'Артаньян. - Погоди, погоди! Я иду к тебе на помощь, мы вдвоем мы сладим с этой дрянью!
- Позвольте, сударь, - сказал Монк. - Погодите.
- А долго ли ждать?
- Дайте мне задать еще один вопрос.
Монк повернулся к моряку и с волнением, которое не мог скрыть, несмотря навею свою твердость, спросил:
- Друг мой, чьи это солдаты?
- Чьи? Разумеется, этого бешеного Монка.
- Так здесь не было сражения?
- К чему сражаться? Армия Ламберта тает, как снег в апреле. Все бегут к Монку, офицеры и солдаты. Через неделю у Ламберта не останется и пятидесяти человек.
Рассказ моряка был прерван новым залпом по горевшему дому. В ответ из дома раздался пистолетный выстрел, уложивший самого смелого из нападающих. Солдаты пришли в еще большую ярость.
Пламя поднималось все выше, и над домом вились клубы дыма и огня. ДаАртаньян не мог более удержаться.
- Черт возьми! - сказал он Монку, враждебно взглянув на него. - Вы генерал, а позволяете вашим солдатам жечь дома и убивать людей! Вы на все это смотрите спокойно, грея руки у огня. Черт возьми! Вы не человек!
- Потерпите! - молвил Монк с улыбкой.
- Терпеть! Терпеть до тех пор, пока совсем изжарят этого неведомого храбреца?
И ДаАртаньян бросился к дому.
- Стойте, - повелительно сказал Монк и сам направился туда же. В это время к дому подошел офицер я крикнул осажденному:
- Дом - горит. Через час ты превратишься в пепел. Время еще есть. Если ты скажешь нам все, что знаешь о генерале Монке, мы подарим тебе жизнь. Отвечай или, клянусь святым Патриком...
Осажденный не отвечал. Он, вероятно, заряжал свой пистолет.
- Скоро к нам придет подкрепление, - продолжал офицер, - через четверть часа около дома будет сто человек.
Француз спокойно произнес:
- Я буду отвечать, если все уйдут; я хочу свободно уйти отсюда и один пойти в лагерь. Иначе убейте меня здесь.
- Черт возьми, - воскликнул ДаАртаньян, - да ведь это голос Атоса! Ах, канальи!
И шпага его сверкнула, выхваченная из ножен.
Монк остановил его, вышел вперед и сказал звучным голосом:
- Что здесь делается? Дигби, что это за пожар? Что за крики?
- Генерал! - вскричал Дигби, роняя шпагу.
- Генерал! - повторили солдаты.
- Что же тут удивительного? - спросил Монк спокойным, неторопливым тоном.
Потом, когда все смолкло, он продолжал:
- Кто поджег дом?
Солдаты опустили головы.
- Как! Я спрашиваю, и мне не отвечают! - возмутился Монк. - Я обвиняю, и никто не оправдывается! И еще не потушили пожара!
Солдаты тотчас бросились за ведрами, бочками.
Крючьями и принялись тушить огонь так же усердно, как прежде разжигали, но ДаАртаньян уже приставил Лестницу к стене дома и закричал:
- Атос! Это я, ДаАртаньян! Не стреляйте в меня, дорогой друг.
Через минуту он прижал графа к своей груди. Между тем Гримо с обычным хладнокровием разобрал укрепления в нижнем этаже и, открыв дверь, спокойно стал на пороге, скрестив руки. Но, услышав голос д'Артаньяна, он не мог удержаться от возгласа изумления.
Потушив пожар, смущенные солдаты подошли к генералу во главе с Дигби.
- Генерал, - сказал Дигби, - простите нас. Мы сделали все это из любви к вам, боясь, что вы исчезли.
- С ума вы сошли! Исчез! Разве такие люди, как я, исчезают? Разве я не могу отлучиться, не сказав никому о моих намерениях? Уж не считаете ли вы меня обыкновенным горожанином? Разве можно атаковать? осаждать дом и угрожать смертью дворянину, моему другу и гостю, только потому, что на него пало подозрение? Клянусь небом, я прикажу расстрелять всех, кого этот храбрый дворянин не отправил еще на тот свет!
- Генерал, - смиренно произнес Дигби, - нас было двадцать восемь человек. Восемь из них погибли!
- Я позволяю графу де Ла Фер присоединить к этим восьмерым двадцать остальных, - сказал Монк, подавая Атосу руку. - Идите все в лагерь. Дигби, вы просидите месяц под арестом.
- Генерал!..
- Это научит вас в другой раз действовать только по моим приказаниям.
- Мне приказал лейтенант...
- Лейтенанту не следовало давать вам таких приказаний. Он будет арестован вместо вас, если действительно поручил вам сжечь этого дворянина.
- Это не совсем так, генерал: он приказал доставить его в лагерь, но граф не хотел идти.
- Я не хотел, чтобы ограбили мой дом, - произнес Атос, выразительно глядя на Монка.
- И хорошо сделали. В лагерь!
Солдаты ушли, опустив головы.
- Теперь, когда мы одни, - обратился Монк к Атосу, - скажите мне, граф, почему вы непременно хотели остаться здесь? Ваша фелука так близко...
- Я ждал вас, генерал. Не вы ли назначили мне свиданье через неделю?
Красноречивый взгляд даАртаньяна показал Монку, что два друга, храбрые и честные, не сговаривались похитить его. Монк уже знал это.
- Сударь, - сказал Монк даАртаньяну, - вы были совершенно правы. Позвольте мне сказать несколько слов графу де Ла Фер.
ДаАртаньян воспользовался свободной минутой, чтобы подойти к Гримо поздороваться.
Монк попросил у Атоса позволения войти в его комнату. Она была еще полна обломков и дыма. Более полусотни пуль влетели в окно и избороздили стены. В комнате стоял стол с чернильницей и принадлежностями для письма. Монк взял перо, написал одну строчку, подписал свое имя, сложил бумагу, запечатал перстнем и отдал послание Атосу.