Д'Артаньян вздохнул.
- Что с вами? - спросил Атос. - Можно подумать, что счастливое возвращение короля в Лондон огорчает вас, друг мой? А ведь вы сделали для его величества, по крайней мере, столько же, сколько и я.
- Не правда ли? - спросил даАртаньян со своим смехом гасконца. - Не правда ли, и я много сделал для его величества, хотя этого и не подозревают?
- Да, да! - отвечал Атос. - И король знает это, поверьте мне, друг мой.
- Знает! - повторил мушкетер с - горечью. - Черт возьми, я в этом не сомневался, но сейчас постарался забыть!
- Но он не забудет, уверяю вас!
- Выговорите так только затем, чтобы утешить меня, Атос!
- В чем же?
- Черт возьми! А мои издержки? Я разорился, мой друг, совершенно разорился из-за восстановления этого принца, который сейчас проскакал на буланой лошадке.
- Король не знает, что вы разорились, друг мой, но он знает, что многим обязан вам.
- Что мне в этом, Атос, подумайте! Я вам отдаю попранную справедливость: вы сделали все, что могли. Но ведь именно я привел к благополучному концу все ваши замыслы, хотя с первого взгляда кажется, что я мешал их успеху. Следите за ходом моих рассуждений: все ваши доводы и вся ваша кротость, наверное, не убедили бы генерала Монка; а я так жестоко обошелся с ним, что доставил вашему принцу случай щегольнуть благородством. Только из-за моего счастливого промаха он смог проявить великодушие; а за великодушие Монк заплатил Карлу, возвратив ему трон.
- Все это, друг мой, сущая правда, - отвечал Атос.
- И что же? Хотя это сущая правда, однако, любезный друг, я ворочусь домой, обласканный Монком, который называет меня беспрестанно "любезным капитаном", хотя я ему вовсе не любезен и не капитан, любимый королем, который уже забыл мое имя; я человек, проклинаемый солдатами, которых я соблазнил обещаниями крупной награды, осуждаемый славным Планше, у которого я взял часть его состояния.
- Как так? При чем тут Планше?
- А вот при чем. Монк воображает, что он призвал этого разодетого, улыбающегося, обожаемого короля; вы воображаете, что поддержали его; я думаю, что доставил ему победу; народу кажется, что он отвоевал его; сам он воображает, что достиг цели переговорами. Все это неправда: Карл Второй, король Англии, Шотландии и Ирландии, восстановлен французским лавочником по имени Планше, живущим на Ломбардской улице. Вот что значит величие! Суета сует! - как говорит Писание.
Атос невольно улыбнулся.
- Любезный даАртаньян, - сказал он, дружески пожимая руку мушкетера, - неужели вы перестали быть философом? Неужели вас не утешает мысль, что вы спасли мне жизнь, подоспев так счастливо с Монком, когда эти окаянные приверженцы парламента хотели сжечь меня живьем?
- Вы отчасти сами заслужили такое наказание, дорогой граф.
- За что? За спасение миллиона, принадлежавшего его величеству королю Карлу?
- Какого миллиона?
- Да, ведь вы ничего не знаете о нем, друг мой!
Но не сердитесь на меня; это была не моя тайна. Слово "Remember!", которое сказал Карл Первый на эшафоте...
- И которое значит помни!..
- Именно так. Слово это значило: "Помните, что в ньюкаслских погребах спрятан миллион и что это золото принадлежит моему сыну".
- А, теперь понимаю!.. Понимаю также, - и это всего хуже, - что каждый раз, как Карл Второй вспоминает обо мне, он говорит самому себе: "Этот человек чуть не заставил меня потерять корону. К счастью, я был великодушен, благороден, полон присутствия духа". Вот что думает обо мне и о короле молодой дворянин а черном поношенном платье, который в Блуаском замке оросил меня со шляпой в руке впустить его в кабинет короля французского.
- ДаАртаньян, даАртаньян! - сказал Атос, кладя руку на плечо мушкетера. - Вы несправедливы.
- Я имею право на это.
- Нет, вы не знаете будущего.
ДаАртаньян пристально посмотрел на друга и расхохотался.
- Признаюсь, любезный Атос, - заметил он, - у вас попадаются великолепные выражения. Я слыхал такие только от вас и от кардинала Мазарини.
Атос сделал протестующий жест.
- Извините, друг мой, если я оскорбил вас, - продолжал даАртаньян с улыбкой. - Будущее! Как хороши снова, которые много обещают! Как приятно жевать их, когда нечего есть! Черт возьми! Я слышал пропасть многообещающих слов. Когда же я услышу хоть одно слово, которое исполняет обещание! Но оставим это, - молвил даАртаньян. - Что вы делаете здесь, любезный Атос? Вы казначей короля?
- Как! Казначей? Почему?
- А как же? У короля есть миллион, стало быть, ему нужен казначей. У французского короля ровно ничего нет; однако у него есть суперинтендант финансов, господин Фуке. Впрочем, надо признать, что зато у господина Фуке есть несколько миллиончиков.
- О, наш миллион давно уже истрачен, - сказал Атос и рассмеялся, в свою очередь.
- Понимаю: он пошел на бархат, атлас, брильянты, на перья всяких сортов и цветов. Все это семейство очень нуждалось в портных и белошвейках. Помните, Атос, сколько мы тратили на одежду во времена сражений под Ла-Рошелью, перед тем как вступить на конях в город, Две или три тысячи ливров. Но ведь на королевское платье нужно ткани больше, тут истратишь миллион... Скажите, по крайней мере, Атос, если вы и не казначей, то все-таки вы имеете вес при дворе?
- Клянусь честью, сам не знаю, - отвечал Атос просто.
- Неужели не знаете?
- Нет, я после Дувра не видал короля.
- А, он забыл и вас! Черт возьми! Недурно!
- У его величества столько дел!
- О! - вскричал даАртаньян, со свойственной ему одному тонкой усмешкой, - Клянусь честью, я начинаю снова любить монсеньера Джулио Мазарини. Как! Король не видал вас, Атос?
- Нет.
- И вы не сердитесь?
- За что? Вы, кажется, думаете, любезный д'Артаньян, что я поступил таким образом ради короля? Да я совсем не знаю его. Я защищал отца, который олицетворял для меня священное начало, и я склонился в сторону сына опять-таки из приверженности тому же принципу. Я сделал все это ради его отца, который был достойный рыцарь, благороднейший человек, вы помните?
- Правда, человек прекрасный и добрый. Жил скверно, но умер хорошо.
- Так поймите же, любезный даАртаньян, покойному королю я поклялся в последнюю минуту его жизни честно сохранить тайну о сокровище, которое я должен был передать его сыну, чтобы помочь ему в случае надобности. Молодой принц приехал ко мне. Он рассказал мне про свою бедность, видя во мне только живое воспоминание о своем отце. Я исполнил для Карла Второго только то, что обещал Карлу Первому, не больше. Стало быть, какое мне дело, благодарен он или нет! Не ему, а себе оказал я услугу, сняв с себя ответственность.