- Ого! Да этот француз - просто злодей, - сказал Мазарини, - и мысль не настолько хитра, чтобы помешать повесить или колесовать его на Гревской площади по приговору парламента.
- Вы ошибаетесь, монсеньер, - сухо заметил Атос. - Я не говорил, что этот француз намеревался убить генерала Монка, а только - что он хотел устранить его. Каждое слово во французском языке имеет определенное значение, и дворяне хорошо понимают его. Впрочем, была война, и того, кто служит королю против врагов его, судит не парламент, а бог. Французский дворянин задумал овладеть Монком и исполнил свое намерение.
Король оживился, слушая рассказ о таких подвигах. Юный брат короля ударил кулаком по столу, воскликнув:
- Вот молодец!
- И Монка похитили? - спросил король. - Но генерал находился в своем лагере...
- А француз был один.
- Удивительно! - воскликнул Филипп.
- Да, правда, удивительно! - повторил король.
- Ну! Два львенка спущены с цепи! - прошептал Мазарини. И прибавил вслух, не думая скрывать своей досады: - Я не знал всех этих подробностей. Ручаетесь ли вы за их достоверность?
- Разумеется, ручаюсь, господин кардинал, потому что сам был очевидцем этих событий.
- Вы?
- Да, монсеньер.
Король невольно подошел к Атосу; герцог Филипп стал возле Атоса с другой стороны.
- Рассказывайте, граф, рассказывайте! - воскликнули оба в один голос.
- Ваше величество, француз похитил генерала Монка и привез к королю Карлу Второму в Голландию... Король освободил Монка, и генерал из чувства благодарности возвратил Карлу Второму престол, - за который столько храбрецов сражались без успеха.
Герцог Филипп в восторге захлопал в ладоши. Людовик XIV, более осторожный, спросил:
- И это все правда?
- Совершеннейшая, ваше величество.
- Один из моих дворян знал тайну о существовании миллиона и сохранил ее?
- Да.
- Кто он?
- Ваш покорный слуга, - просто ответил Атос.
Ропот восхищения был наградой Атосу. Даже сам Мазарини поднял руки к небу.
- Сударь, - сказал король, - я постараюсь найти средства вознаградить вас.
Атос вздрогнул.
- Не за честность: награда за честность оскорбила бы вас. Я должен наградить вас за участие в восстановлении на престоле брата моего Карла Второго.
- Разумеется, - подтвердил Мазарини.
- Успех этого дела радует все наше семейство! - прибавила Анна Австрийская.
- Позвольте, - сказал Людовик XIV. - Правда ли, что один человек пробрался к Монку в его лагерь и похитил его?
- У этого человека было десять помощников, но это были лишь жалкие наемники.
- И больше никого?
- Никого.
- Кто же он?
- Господин даАртаньян, отставной лейтенант мушкетеров вашего величества.
Анна Австрийская покраснела. Мазарини пожелтел от стыда. Людовик XIV стал мрачен; пот выступил на его бледном лице.
- Что за люди! - прошептал он.
И он невольно бросил на кардинала взгляд, который испугал бы Мазарини, если б тот в это время не зарылся головой в подушку.
- Сударь! - воскликнул молодой герцог Анжуйский, кладя свою белую, женственную руку на плечо Атосу. - Скажите этому храбрецу, прошу вас, что брат короля французского будет пить за его здоровье завтра с сотней лучших французских дворян.
Сказав эти слова, юный герцог заметил, что в припадке восторга смял свою манжетку. Он с величайшим старанием расправил ее.
- Поговорим о деле, ваше величество, - вмешался Мазарини, который никогда не приходил в восторг и не носил манжет.
- Хорошо, - отвечал Людовик XIV. - Сообщите нам о цели вашего посольства, граф, - сказал он, обращаясь к Атосу.
Атос торжественно предложил руку леди Генриетты Стюарт молодому принцу у брату короля.
Совещание длилось час, после чего отворили дверь придворным. Они как ни в чем не бывало заняли прежние места, точно в этот вечер в их обычных занятиях не было никакого перерыва.
Атос оказался около Рауля. Отец и сын пожали друг другу руки.
XLII
МАЗАРИНИ СТАНОВИТСЯ МОТОМ
Пока Мазарини старался оправиться от охватившей его внезапно тревоги, Атос и Рауль успели обменяться несколькими словами в углу комнаты.
- Ты давно в Париже, Рауль? - спросил граф.
- С тех пор, как вернулся принц.
- Здесь я не могу говорить с тобой, за нами наблюдают. Но я сейчас еду домой и там жду тебя: приезжай, как только освободишься.
Рауль поклонился.
К ним подошел принц. У него был ясный и глубокий взгляд, как у благородных хищных птиц. Чертами лица он тоже напоминал птицу. Орлиный нос принца Конде был прямым продолжением его плоского лба; придворные насмешники, безжалостные даже к гению, уверяли, что у наследника знаменитого дома Конде не человеческий нос, а орлиный клюв.
Его проницательный взгляд и повелительное выражение лица обыкновенно смущали тех, с кем он разговаривал, больше, чем величественная осанка или красота, если бы ими обладал победитель при Рокруа. Огонь так быстро вспыхивал в его выпуклых глазах, что всякое одушевление походило у него на гнев.
Все при дворе уважали принца; многие трепетали перед ним.
Людовик Конде подошел к Раулю и графу де Ла Фер с явным намерением заговорить с первым и получить поклон от второго.
Никто не умел кланяться с таким благородным изяществом, как граф де Ла Фер. В его поклоне не было и следа угодливости, обычной в поклонах придворных. Зная себе цену, Атос кланялся принцам, как равным, искупая неизъяснимой приветливостью независимость манер, оскорбительную для их гордости.
Принц хотел заговорить с Раулем. Атос опередил его.
- Если бы виконт де Бражелон, - сказал он, - не был покорнейшим слугою вашего высочества, я просил бы его представить меня вам...
- Я имею честь говорить с графом де Ла Фер? - спросил принц.
- С моим отцом, - прибавил Рауль, покраснев.
- Одним из честнейших людей Франции, - продолжал принц, - одним из первых дворян, нашего государства... Я так много слышал о вас хорошего, что часто желал видеть вас в числе своих друзей.
- Такую честь, - отвечал Атос, - может оправдать лишь мое уважение и преданность вашему высочеству.
- Виконт де Бражелон отличный офицер, - сказал принц. - Видно, что он прошел хорошую школу. Ах, граф, какие в ваше время у полководцев были солдаты!..