— Однако, мне кажется… — начал Людовик.
— Такая сумма тратится на свадьбах мелких немецких князей.
— Господин Фуке!
— Вашему величеству нужно, по крайней мере, два миллиона. Я буду иметь честь прислать сегодня вечером вашему величеству миллион шестьсот тысяч ливров.
— Как? — произнес король. — Миллион шестьсот тысяч ливров?
— Позвольте, государь, — ответил Фуке, даже не оборачиваясь к Кольберу, — я знаю: не хватает четырехсот тысяч ливров. Но вот у этого господина из управления финансами (и он через плечо указал большим пальцем на сильно побледневшего Кольбера) лежат в кассе девятьсот тысяч ливров, принадлежащих мне.
Король обернулся и посмотрел на Кольбера.
— Но… — заговорил было тот.
— Этот господин, — продолжал Фуке, не называя даже Кольбера по имени, — неделю тому назад получил миллион шестьсот тысяч ливров. Триста тысяч он заплатил страже; семьдесят пять — отдал госпиталям, двадцать пять — швейцарцам; двести — уплатил за съестные припасы, девяносто тысяч — за оружие, десять — на разные мелочи. Значит, я не ошибаюсь, считая, что там осталось девятьсот тысяч.
И, слегка повернувшись к Кольберу, как высокомерный начальник к подчиненному, он сказал:
— Позаботьтесь, сударь, чтобы сегодня вечером эти девятьсот тысяч были вручены золотом его величеству.
— Но, — заметил король, — ведь это составит два миллиона пятьсот тысяч ливров!
— Государь, лишние пятьсот тысяч послужат карманными деньгами его высочеству. Вы слышите, господин Кольбер? Сегодня же вечером, до восьми часов…
И, отвесив почтительный поклон королю, суперинтендант финансов попятился к двери, не удостоив взглядом завистника, которого он оставил в самом глупом положении.
В припадке злобы Кольбер разорвал свои фламандские кружева и до крови искусал губы.
Не успел еще Фуке дойди до двери, как слуга, проскользнув мимо него, возвестил:
— Курьер из Бретани к его величеству.
— Д’Эрбле был прав, — прошептал Фуке, вынув часы, — без пяти два. Следовало торопиться.
XXVIII
Д’АРТАНЬЯН ПОЛУЧАЕТ ПАТЕНТ НА ДОЛЖНОСТЬ КАПИТАНА
Читатель уже понял, о каком гонце из Бретани доложил лакей.
Гонца легко было узнать.
Д’Артаньян, запыленный, с раскрасневшимся лицом, влажными от пота волосами и онемевшими от усталости ногами, с трудом поднимался по ступенькам, звеня окровавленными шпорами.
На пороге он столкнулся с Фуке.
Министр поклонился и улыбнулся человеку, который, приехав на час раньше, мог оказаться причиной его разорения или смерти.
Д’Артаньян вспомнил о приветливом приеме, оказанном ему этим человеком, и тоже поклонился ему, но больше из расположения и сострадания, чем из уважения. У него на языке вертелось слово, которое столько раз повторяли герцогу де Гизу: "Бегите!"
Однако, произнеся это слово, он изменил бы своему долгу; а сделав это у входа в кабинет короля, при лакее, он погубил бы себя, не успев спасти другого.
Итак, д’Артаньян лишь молча поклонился Фуке и прошел к королю.
В это мгновение Людовик колебался между изумлением, вызванным последними словами Фуке, и удовольствием при виде возвратившегося д’Артаньяна.
Не будучи придворным, д’Артаньян, однако, обладал наблюдательностью настоящего придворного.
Войдя, он прочел на лице Кольбера, что его унизили и ярость терзает его.
Он даже уловил слова короля, обращенные к интенданту:
— А, господин Кольбер, значит, у вас в управлении девятьсот тысяч ливров?
Кольбер только молча поклонился; он задыхался.
Вся эта сцена сразу запечатлелась в мозгу д’Артаньяна.
Точно желая подчеркнуть разницу в обращении, Людовик XIV ласково поздоровался с д’Артаньяном.
Затем тотчас отпустил Кольбера.
Тот, весь бледный, пошатываясь, вышел из королевского кабинета.
Д’Артаньян закрутил усы.
— Мне приятно встретить одного из моих слуг в таком виде, — сказал король, любуясь воинственной физиономией д’Артаньяна, его измятым, запыленным платьем.
— Действительно, ваше величество, — поклонился мушкетер, — я считал мое присутствие в Лувре столь необходимым, что решился явиться в таком виде перед государем.
— Значит, вы привезли мне важные вести? — с улыбкой спросил король.
— Скажу все в двух словах. Бель-Иль укреплен превосходно. Двойные стены, цитадель, два форта; в гавани три капера, береговые батареи ждут только пушек.