В ответ на приглашение принцесса поднялась и уже хотела принять руку, которую ей поспешно подал молодой красавец, но адмирал выступил вперед.
— Простите, милорд Бекингем, — заговорил он, — сейчас переправа невозможна для дам. Волнение слишком сильно; но к четырем часам ветер, вероятно, спадет. Поэтому мы высадимся только вечером.
— Позвольте, милорд, — сказал Бекингем с раздражением, которого он даже не пытался скрыть. — Вы удерживаете дам, не имея на то права. Ее высочество, к счастью, принадлежит Франции, и, как видите, Франция устами своих послов требует ее к себе.
Он указал рукой на де Гиша и Рауля, в то же время кланяясь им.
— Я не думаю, — ответил адмирал, — чтобы эти господа желали подвергать опасности жизни королевы и принцессы.
— Милорд, эти господа, идя против ветра, переправились на корабль. Надо полагать, что опасность для королевы и принцессы будет не большей, если они поплывут по ветру.
— Эти господа очень храбры, — сказал адмирал. — Вы видели, что многие стояли на набережной, но не решились последовать за ними. Кроме того, они пустились в море, очень бурное даже для моряков, желая как можно скорее приветствовать ее высочество и ее августейшую мать. Я поставлю наших гостей в пример моему штабу, но принцесса и королева в этом не нуждаются.
Взглянув украдкой на графа де Гиша, принцесса заметила, как краска залила его щеки.
Бекингем не уловил этого взгляда: он следил только за Норфолком. Герцог, очевидно, ревновал к адмиралу и горел желанием как можно скорее увезти принцессу с шаткой палубы корабля, где властелином был адмирал.
— Впрочем, — заметил Бекингем, — я обращаюсь к мнению принцессы.
— А я, милорд, — ответил адмирал, — обращаюсь к своей совести и ответственности. Я обещал доставить принцессу во Францию целой и невредимой и сдержу свое обещание.
— Однако, сударь…
— Позвольте вам напомнить, милорд, что здесь распоряжаюсь я один.
— Отдаете ли вы себе отчет в своих словах, милорд? — высокомерно спросил Бекингем.
— Вполне, и повторяю: я один командую здесь, герцог, и все повинуются мне — море, ветер, суда и люди.
Это были прекрасные слова, сказанные с достоинством. Рауль заметил, какое впечатление произвели они на Бекингема. Герцог вздрогнул всем телом и оперся спиной на одну из колонок балдахина, чтобы не упасть, глаза его налились кровью, и рука легла на эфес шпаги.
— Герцог, — повернулась к нему королева, — позвольте заметить вам, что я вполне разделяю мнение графа Норфолка. Кроме того, не будь даже этого тумана, мы все же должны были бы уделить несколько часов человеку, который так благополучно и так заботливо доставил нас к берегам Франции, где ему придется расстаться с нами.
Вместо ответа Бекингем вопросительно взглянул на принцессу.
Но принцесса, полускрытая бархатными, расшитыми золотом складками балдахина, не слушала этого спора. Она смотрела на графа де Гиша, который разговаривал с Раулем.
Это был новый удар для Бекингема: ему показалось, что во взгляде принцессы Генриетты он прочитал более глубокое чувство, чем простое любопытство.
Он отошел, шатаясь, к главной мачте.
— У герцога Бекингема ноги не моряка, — сказала по-французски вдовствующая королева. — Наверное, поэтому он так сильно желает ступить на твердую землю.
Молодой человек услышал ее слова, побледнел как смерть и ушел, опустив руки, сливая в одном вздохе давнишнюю любовь с новой ненавистью.
Между тем адмирал, не обращая больше внимания на недовольство герцога, провел королеву и принцессу в свою каюту на корме, где был подан роскошный обед, достойный присутствующих.
Адмирал сел справа от принцессы, посадив по левую руку от нее де Гиша.
Это место занимал обычно Бекингем.
Войдя в столовую, герцог испытал еще один удар.
Согласно этикету, который он должен был уважать как вторую королеву, его понизили и за столом.
Де Гиш, побледневший от счастья еще больше, чем его соперник от гнева, с трепетом опустился на стул подле принцессы, шуршание шелкового платья которой заставляло сердце графа биться от неизведанного еще доселе наслаждения.
После обеда Бекингем быстро подошел к принцессе, чтобы предложить ей руку.
Теперь настала очередь де Гиша дать урок герцогу.
— Милорд, — сказал он, — будьте так добры, с этого мгновения не становитесь между ее высочеством принцессой и мной. Теперь ее высочество действительно принадлежит Франции, и если принцесса оказывает мне честь, подавая мне руку, она касается руки принца, брата короля.