— Ну вот, теперь моя мать защищает друга сердца моей жены! — простонал изнеженный Филипп в порыве отчаяния, потрясшем его до слез.
— Сын мой, сын мой, — прервала его Анна Австрийская. — Это выражение недостойно вас. У вашей жены нет друга сердца, а если бы такой и явился, им не будет герцог Бекингем. Мужчины из его рода, повторяю вам, честны и скромны; они свято чтут законы гостеприимства.
— Ах, матушка! — вскричал Филипп. — Бекингем — англичанин, а разве англичане оберегают достояние французских принцев и королей?
Анна опять покраснела и отвернулась, словно для того чтобы вынуть перо из чернильницы, на самом же деле желая скрыть от сына свой румянец.
— Право, Филипп, — поморщилась она, — вы употребляете выражения, которые смущают меня. Ваш гнев ослепляет вас, а меня пугает. Ну, подумайте, рассудите…
— Мне нечего рассуждать, матушка, я вижу.
— Что же вы видите?
— Я вижу, что герцог Бекингем не отходит от моей жены. Он осмеливается подносить ей подарки, и она решается их принимать. Вчера она заговорила о фиалковом саше. Наши парфюмеры, — вы это знаете, матушка, так как сами безуспешно требовали от них сухих духов, — наши французские парфюмеры не могли добиться этого аромата. А у герцога было с собой фиалковое саше. Значит, это он подарил моей жене саше.
— Сын мой, — сказала Анна Австрийская, — вы строите пирамиды на остриях иголок. Берегитесь. Что тут дурного, спрашиваю я вас, если человек даст своей соотечественнице рецепт новых духов? Ваши странные понятия, клянусь вам, вызывают во мне тяжелые воспоминания о вашем отце, который часто причинял мне страдания своей несправедливостью.
— Отец герцога Бекингема, наверное, был сдержаннее и почтительнее сына, — усмехнулся Филипп, не замечая, что он грубо оскорбляет чувства матери.
Королева побледнела и прижала к груди судорожно сжатую руку. Но она быстро овладела собой и спросила:
— Одним словом, вы пришли сюда с каким-нибудь намерением?
— Конечно.
— Так говорите.
— Я пришел сюда, матушка, с намерением пожаловаться вам и предупредить вас, что я не потерплю такого поведения со стороны герцога Бекингема.
— Что же вы сделаете?
— Я пожалуюсь королю.
— Но что же вам может сказать король?
— Тогда, — продолжил принц с выражением жестокой решимости, странно противоречившей обычной мягкости его лица, — тогда я сам приму меры.
— Что вы называете "принять меры"? — с испугом спросила Анна Австрийская.
— Я хочу, чтобы герцог оставил в покое мою жену. Я хочу, чтобы он уехал из Франции, и выскажу ему свою волю.
— Вы ничего не выскажете, Филипп, — сказал королева, — потому что, нарушив до такой степени законы гостеприимства, вы поступите дурно, и я попрошу короля отнестись к вам со всей строгостью.
— Вы грозите мне, матушка! — удивился Филипп. — Вы грозите, когда я жалуюсь!
— Нет, я не угрожаю вам, я просто хочу охладить вас. Я говорю вам, что, приняв против герцога Бекингема или любого другого англичанина суровые меры, даже совершив простую невежливость, вы посеете между Францией и Англией весьма прискорбный раздор. Как? Принц, брат французского короля, не может скрыть обиды, даже если она обоснованная, когда этого требует политическая необходимость!
— Но, государыня, — воскликнул Филипп, всплеснув руками, — будьте же не королевой, а матерью; ведь я говорю с вами как сын. Моя беседа с Бекингемом займет всего лишь несколько минут.
— Я запрещаю вам заводить об этом речь с Бекингемом, — ответила королева с прежней властностью. — Это недостойно вас.
— Хорошо, я не выступлю открыто, но я объявлю свою волю принцессе.
— О, — вздохнула Анна Австрийская, охваченная грустными воспоминаниями, — не мучьте свою жену, мой сын! Никогда не говорите с ней слишком властным тоном. Побежденная женщина не всегда бывает убеждена в своем поражении.
— Что же тогда делать?.. Я с кем-нибудь посоветуюсь.
— Да, с вашими лицемерными друзьями, с вашим де Лорреном или де Бардом?.. Предоставьте действовать мне, Филипп. Вы хотите, чтобы герцог Бекингем уехал, не так ли?
— Как можно скорее, матушка.
— Тогда пришлите ко мне герцога, мой сын. Улыбайтесь ему, не показывайте виду ни жене, ни королю — никому. Спрашивайте совета только у меня. К сожалению, я знаю, чем становится семейная жизнь, когда ее смущают советчики.
— Хорошо, матушка.
— Вы будете довольны, Филипп. Отыщите герцога.
— О, это сделать нетрудно.