— Надо бы отбить девушку.
Бывший Командир арбалетчиков ухмыльнулся. Похоже, идея поконфликтовать с церковью ему понравилась.
— Хорошо, есть у меня одна мыслишка. Только говорить буду я, а вы, господин, сидите на своём коне с максимально высокомерным видом и молчите. Я разберусь.
— Доверюсь тебе. Справишься — считай что отряд под твоим командованием уже удвоился.
Определившись с тактикой мы продолжили пробиваться сквозь толпу. Я же в это время разглядывал двуручный молот инквизитора, который он стоймя расположил рядом с собой.
Огромный и непрактичный, он больше всего подходил под определение фентезийного оружия. Нет, меч Баронета тоже был несколько больше, чем те, что я встречал на реконструкциях, но и Хорнет был бронированной детиной в более чем два метра роста. И рядом с ним клинок под десяток килограмм смотрелся на удивление органично. Тут же — какой-то худосочный старикашка и здоровенная кувалда, где молот в несколько раз больше головы своего владельца.
Окей, ладно — размеры. Может старик в самом деле настолько мощный, что способен орудовать таким монстром. Но на кой черт посередине молота установили самую настоящую жаровню, в которой горел маленький факел? А зачем цепи на рукоятке?
Если бы на нем были бы печати, листочки и прочие литании — то я бы точно решил, что старик спер молот у какого-нибудь космодесантника. Но нет, единственным украшением оружия (кроме непонятной жаровни) был стилизованный знак креста, собранный то ли из рубинов, то ли из еще каких красных самоцветов. К сожалению, в драгоценных камнях ни я, ни Рэндал не разбирались.
Мы тем временем пробились через толпу и оказались на свободной площадке, рядом с местом казни. Долан выступил вперед и обратился к инквизитору.
— Мой господин желает знать, по какому праву и за какие грехи вы собираетесь сжечь эту женщину! — Твердо и без тени раболепства произнес он.
Я же, согласно плану, принял максимально горделивую и высокомерную позу.
— Она обвиняется в несанкционированном колдовстве и в незаконном владении даром. Согласно подписанному по завершении эпохи раздора договору между Королевством Стали и Святой Теократией, инквизиция имеем право вычищать отвергнутых обладателей дара из числа подданных без уведомления сюзерена. — Инквизитор говорил сухо, безэмоционально. Что резко контрастировало с его официальной, водянистой речью. Похоже эта его фраза уже настолько заучена, что он повторяет её без капли осмысления.
— Я не виновата, в том, что родилась с даром. Я просто шла по городу, по своим делам, когда меня схватил этот старик и потащил на костер! — Воскликнула привязанная девушка, пытаясь обратить на себя внимание.
— Наличие дара у простого горожанина — уже преступление. — Отчеканил Инквизитор.
И в общем-то был прав. Пока за одаренного человека не вступается какой-нибудь аристократ и не берет к себе на службу — Инквизиция могла абсолютно легально сжечь его на костре. Я не вспомню, какой придурок правил в те далекие времена и почему он разрешил инквизиции буквально устраивать прополки талантов среди простых людей, сжигая одаренных на кострах.
Но, если постараться я мог найти объяснения такому решению.
Да, с одной стороны это чертовски снижало потенциал страны, ибо даже таланты пригодные к использованию на службе — сюзерену не всегда удавалось найти быстрее, чем агентам инквизиции.
Но с другой эта внешняя угроза, исходящая от соседней страны вынуждало более-менее сильных магов не прятаться по лесам, готовя революцию, а бежать под защиту пусть и мудака, зато СВОЕГО.
Так же, как человек, имеющий доступ к памяти Рэндала, настоящего маньяка-темного мага… Я признавал факт — если бы не инквизиция, то Рэндалу, химмерологам из пещеры и им подобным было бы в сотни раз проще искать одаренных подопытных. Впрочем, сомневаюсь, что такой ход мысли утешил бы хоть кого-то из спаленных на костре. Мне почему-то кажется, что кое-кто бы даже добровольно согласился бы лечь на операционный стол с минимальным шансом выжить, чем со стопроцентной вероятностью сгореть в огне.
— Если это преступление, был ли проведен народный суд должным образом, присутствовал ли Бургомистр? — Иронизировал Долан.
Возмущенный наглыми речами солдата, инквизитор скривился и веско произнес:
— Я, в одном лице и Судья и Палач!
— Истязая жертву, им не слышен плач… — Донеслось откуда-то из толпы.