— Да? — Пересохшие губы слушались плохо, как и опухший язык. Глаза кололо, будто под веки попал песок.
Или, может это от нестерпимо яркого света множества факелов?
Вокруг было много людей. Слишком много. Настолько, что даже тьма трусливо отступила за пределы взгляда.
— Собрание завершено. Совет Епископов принял решение. Готовы ли вы пройти возвышение и занять Святой Престол?
Глава 19
Вера и Догмы. Это то, что позволило первым теократам провести сквозь тысячелетия реальную историю этого мира.
По крайней мере — её обрывки…
Поколение за поколением — они просто выживали. Империя тщательно подчищала следы. Уничтожала не только архивы, но и всех, кто знал больше положенного. Маги, внезапно осознавшие, что все пошло не по плану, что они оказались заперты в клетке — стремились избавиться от всех, кто об этом знал. И у них почти получилось.
Многие знания были утеряны. Отрезанные от связи со своими богами, служители проигрывали. Они прятались среди простых людей, что были лишь ресурсом в Империи Магократии. Прятались и погибали вместе с ними, унося с собой знание.
Культы были разобщены и раздроблены. Служители разных богов и раньше не доверяли друг другу, а в условиях, когда империя вела на них охоту… Они были обречены исчезнуть.
Но случилось чудо. Появилась фигура, что сумела объединить всех. Фигура, что напомнила о тех временах, когда богов не знали по именам, когда бог был един и непостижим.
Никто не знал, кто он. Пророк, святой или воплощение Единого — но факт оставался фактом, его бог совершал чудеса, пусть и требовал платы. Он щедро делился своей силой, столь необходимой и желанной перед лицом Империи. И он добился своего — часть служителей обратилась в новую веру. Они объединились.
Новые боги стали именоваться старыми.
Ведь старые культы погибли, но родился новый.
Теократия жила в тени еще тысячи лет, словно блоха на теле собаки. Вера прорастала среди крестьян, вдали от взглядов надменных магов.
Вера в то, что этот мир обречен.
Год за годом, Империя дряхлела. Маги слабели, а восстания встречались всё чаще, тогда как силы теократов росли и лишь выжидали удобного момента.
И он представился.
Эпоха раздора, крупнейшая гражданская война в Империи. Это не было привычным восстанием, развязанным в борьбу за власть амбициозным дарованием, которому повезло иметь магических сил больше, чем ума.
Нет. Среди восставших не было особо сильного мага, что своим даром мог перевернуть ход битвы.
Восставших просто было много.
Маги металла не скупились на обещания, они давали слово, что дань жизнями будет забыта. Что отныне будет запрещено проводить эксперименты над людьми. Ни одна деревня больше не будет вынуждена отправлять жертв в ритуальные круги. Они дали обещание, что неодаренные станут не безмолвным ресурсом, но слугами, а воины — больше не будут слугами, но станут равными.
И это нанесло самый большой удар по Теократии со времен основания. Впервые у жертвенной веры в Единого появилась альтернатива, а у крестьян — надежда не только на блаженное посмертие, но и на жизнь.
Совет заседал несколько месяцев, не решаясь принять сторону.
Многие епископы желали дождаться, пока восстание будет подавлено.
Но Понтифик принял своё решение и все были вынуждены подчиниться. Злые языки шептали, что это решение было продиктовано кровью, а не долгом.
Теократия нанесла удар, и Империя была окончательно расколота. Эпоха Раздора завершилась созданием трех новых государств. Решение Понтифика оказалось верным.
Забавно, ведь спустя столько лет — Понтификом вновь стал член рода Дорн.
Верующие собирались к храму со всей страны, они знали, что их ждет — но всё равно шли. Зеленые деревья, посаженные после возвышения прошлого Понтифика — легкомысленно шелестели. Они, в отличие от людей — ни о чем не догадывались.
Каждому, кто решался покорять гору-храм, теперь у подножья давали не камень, а ритуальный кинжал.
Путь паломников был усеян телами. И чем выше еще живые последователи поднимались — тем больше мертвых встречалось. Вершина священного храма не была легкой прогулкой, даже если спину не оттягивал крупный каменный блок. Чтобы забраться на нее — требовался не один день.
И чем выше ты поднимался — тем невыносимее это было.
Подножье давно скрылось в облаках. Холодный ветер пронизывал рубище, воздуха хватало всё меньше — а башня всё еще простиралась в небеса, докуда дотягивался взгляд. Некогда широкое — теперь оно казалось каменной иглой, пронзающей небо.