Выбрать главу
Ты хотел быть один, это быстро прошло. Ты хотел быть один, но не смог быть один. Твоя ноша легка, но немеет рука. И ты встречаешь рассвет За игрой в дурака. Доброе утро, последний герой! Доброе утро, тебе и таким, как ты! Доброе утро, последний герой! Здравствуй, последний герой!
Утром ты стремишься скорее уйти: Телефонный звонок как команда — вперед! Ты уходишь туда, куда не хочешь идти. Ты уходишь туда, но тебя там никто не ждет. Доброе утро, последний герой! Доброе утро, тебе и таким, как ты!..

Рыба с Цоем затеяли новую запись. По чьей-то наколке они познакомились с одним театральным звукорежиссером, который из каких-то своих соображений помогал некоторым музыкантам. Разыскали барабанщика, которым оказался Валера Кириллов, впоследствии барабанщик ЗООПАРКА. Было записано несколько вещей, но что-то не сложилось. Поначалу Вите все очень нравилось, но потом он как-то быстро к этому остыл. Однако несколько вещей все же были закончены. По странному стечению обстоятельств единственная бобина с фонограммой сохранилась именно у Кириллова, с которым сразу после той записи пути разошлись.

Жизнь наша в неуютном чужом жилище протекала очень тихо. Витя маялся с реставраторством монархических потолков, а мне целыми днями приходилось довольствоваться колоссальным интеллектом цирковых артистов. Гости к нам, не в пример следующему пристанищу, забредали редко. И очень нервировало условие, заранее поставленное хозяевами, — мы должны были убраться из квартиры перед самым Новым годом.

Как-то раз из Москвы приехал Рыженко. Я помню это потому, что в тот вечер Цой шел нам новую песню. Это был «Дождь для нас».

В моем доме не видно стены, В моем небе не видно луны. Я слеп, но я вижу тебя. Я глух, но я слышу тебя. Я не сплю, но я вижу сны. Здесь нет моей вины. Я нем, но ты слышишь меня. И этим мы сильны.
И снова приходит ночь. Я пьян, но я слышу дождь, Дождь для нас. Квартира пуста, но мы здесь. Здесь мало что есть, Но мы есть. Дождь для нас. Ты видишь мою звезду. Ты веришь, что я пойду. Я слеп, но я вижу свет. Я пьян, но я помню свой пост. Ты смотришь на Млечный Путь. Я — ночь, а ты утра суть. Я — сон, я — миф, а ты нет. Я слеп, но я вижу свет.
И снова приходит ночь. Я пьян, но я слышу дождь, Дождь для нас. Квартира пуста, но мы здесь. Здесь мало что есть, Но мы есть. Дождь для нас.

Новый восемьдесят третий год встречали скверно. У Вити еще не зажили руки, меня донимала зубная боль. В общем-то, это плохая примета — болеть в новогоднюю ночь. Но мы в приметы тогда не верили. Однако к концу того года, который встретили болячками, пришлось поверить. Год был «моим» по восточному гороскопу и тем самым вселял надежду на какое-то везение. В результате же это было для нас самое бестолковое и нервное время с мизерными творческими результатами для Цоя. К концу года мы оба оказались в больницах, причем я чуть не загнулась. На примере «моего» года Витя стал очень осторожно относиться к «своему». Ведь он был Тигр, а в тигрином гороскопе сказано, что эти люди не часто доживают до зрелых лет.

В середине января мы переехали в другую квартиру, которую сняли на Охте. Туда приходило такое множество народа, что всех и не вспомнить. Пусть простят меня те, кого забыла.

Витя так достал своего мастера-начальника абсолютно наплевательским отношением к монархическим потолкам, что тот отпустил юного реставратора на все четыре стороны. И дальше его занесло в какой-то садово-парковый трест, где он резал скульптуру для детских площадок. Тоже не особенно усердствуя. Он тогда больше увлекался резьбой нэцке и делал их настолько мастерски, будто учился этому искусству долгие годы у восточных мастеров. Вырезанные фигурки он щедро дарил, и сейчас, приходя к старым друзьям, я вижу эти маленькие осколки памяти.

Дом, ще мы жили, стоял на проспекте Блюхера. БГ очень ловко перевел первую часть фамилии на русский, а вторую — на нецензурный. Получилось очень смешно, мы только так ее и называли. Название очень соответствовало красотам микрорайона и нашему тогдашнему достатку. Чаще всего денег в кармане не обнаруживалось.