Выбрать главу
Океан молчит смиренно, Джерси отдохнул от бурь И закутался надменно, Как Сицилия, в лазурь.
(12, 303. Перевод Э. Липецкой)

Более мягкий и лирический характер носит поэтическое обращение к старой возлюбленной поэта в стихотворении «Я для тебя цветок сорвал на дикой круче» (остров Серк, август 1855 г.), где рассказывается история цветка, рожденного в расщелине скалы над соленой и кипучей волной; цветок этот был обречен погибнуть в океане, но он — поэт — отдает его любви.

Наконец, в таком стихотворении, как «Пастухи и стада» (Джерси, апрель 1855 г.), дана поэтическая картина светлого и гармоничного мира, соответствующего спокойному и мечтательному душевному состоянию поэта, который озирает все окружающее ласковым и благожелательным взглядом. Долина, где он бродит ежедневно, изображается, как «прелестная, ясная, полная кустарников в цвету», и сравнивается поэтом с улыбкой, которая заставляет забыть все заботы. Поэт вовлекает в эту идиллию снегирей, синиц, зябликов, цветущий боярышник, наконец образ милой пастушки с голубыми глазами и робкой улыбкой. Затем, когда он возвращается в сумерках домой, в круг его внимания попадает и могучий утес, и торжественная луна, и гребни волн, похожие на стадо белых овец. Мы не только видим все это, но и слышим вместе с ним, как звенит в полях пастушеская песня, как благоухает луг, как шумит ветер.

Там, позади меня, где тьма долину скрыла, Звенит в тиши полей напев пастушки милой; А пред моим лицом, как сторож вековой Подводных рифов, скал, медуз, травы морской, Неугомонных волн и пены их летучей, Стоит пастух-утес, на лоб надвинул тучи, И, гулу вечности внимая, смотрит он, Как в нимбе призрачном на темный небосклон Луна торжественно и важно выплывает; А ветер между тем сердито завывает И гонит грозную, высокую волну, Барашков белых шерсть вздымая в вышину.
(12, 405. Перевод Э. Липецкой)

Лирический сборник «Созерцания» отличается полнотой и многообразием душевной жизни, поэтической образности и лексики. Если порой здесь появляются «черные бездны» или «гигантская рука ночи» («Horror»), то здесь же шумит и резвится веселая стайка воробьев («Птицы»); воинственные строки «Ответа на обвинение» сменяются нежными и грустными стихами, в которых поэт выражает свою боль после трагической гибели дочери; тоске изгнанника, вылившейся в проникновенные, полные тревоги «Слова над дюнами», сопутствует спокойное созерцание величественной природы в пасторальной идиллии «Пастухи и стада». Вместе с тональностью сменяются и образы, и эпитеты, и краски поэзии Гюго, подобно тому как переходят в «лазурь» мрачные цвета бушующего океана в стихотворении «Гранвиль, 1836».

Успех «Созерцаний», выпущенных в 1856 г., был огромен. Все любители поэзии, как рассказывает Андре Моруа, нашли в этой книге лучшие из созданных Виктором Гюго лирических стихов. Свое восхищение сборником выразили Мишле, Дюма-отец, Жорж Санд и другие знаменитые современники поэта.

Однако многообразный гений Гюго не мог ограничиться лирикой, как бы она ни была глубока и совершенна. Ибо личные чувства и переживания поэта всегда сливались с напряженной мыслью о судьбах мира. К тому же жизнь на острове, среди бушующих стихий, на берегу океана располагала его к раздумьям о перипетиях и катаклизмах, происходящих как в природе, так и в человеческом обществе. «Я нахожу изгнание все более и более благотворным… Я чувствую себя на подлинной вершине жизни, и я вижу реальные очертания всего того, что люди называют деяниями, историей, событиями, успехами, катастрофами — необъятную механику приведения…» — записал поэт в своем дневнике джерсийского периода[56].

вернуться

56

Цит. по: J.-B. Barr*re. Victor Hugo, p. 165.