Так что, к сожалению, про уровень познаний будущего разведчика в иностранных языках мы пока что ничего сказать не можем. Зато в студенческих его документах есть отметки, что в институте он занимался и немецким языком, и английским. Но о том — в свое время, а мы пока продолжаем рассказ о школьных годах нашего героя.
Как уже знает читатель, Виктор жил в доме родителей мужа своей сестры, куда потом переехали и его собственные родители. Отец, Александр Ильич, устроился рабочим в типографию «Ленинградской правды» — скорее всего, он работал на линотипе, строкоотливной машине. Для телеграфиста эта профессия в общем-то родственная: и там, и тут нужно было работать с клавиатурой, в одном случае переводя буквы на бумажную строку, в другом — отливая в металле. Вот только на линотипе буквально рядом с наборщиком стоял тигель, небольшой котел с жидким, расплавленным гартом — смесью свинца, сурьмы и олова, из которого отливались строки. Работая, линотипист постоянно дышал парами этих металлов, и потому типографская служба была очень вредной для здоровья — рабочим даже молоко выдавали «за вредность». Да только не помогло молоко: уже в 1927 году Александра Ильича не стало… Мария Александровна, как и в Сельце, вела в Ленинграде домашнее хозяйство; так как она не работала, то получала скудную вдовью пенсию — не то 13, не то 14 рублей.
Вот так и жили — большой коммуной, сколько-то семей в одной квартире. К тому же Анна Александровна после смерти своей старшей сестры и ее мужа взяла на воспитание их дочь — четырехлетнюю Леночку, ту самую Елену Ивановну, слова которой о Викторе Лягине мы приводили чуть выше… Может, в том числе и по этим причинам — не всем нравится жить с тещей, да и вопрос перенаселенных квартир испортил не только москвичей, — к исходу 1920-х годов семья Александровых распалась. О Георгии Александровиче известно немного: в приснопамятные 1930-е годы он был секретарем одного из обкомов ВКП(б), попал под репрессии, но отделался сравнительно легко — отсидел несколько лет в лагерях, тогда как люди такого высокого, как он, ранга в ту пору обыкновенно попадали под расстрел. Возвратился, впоследствии был реабилитирован, где-то кем-то трудился, но мы про это уже точно не знаем. В 1971 году, когда на станкостроительном заводе имени Ильича открывалась мемориальная доска Виктору Лягину, Александров там присутствовал, но к бывшим своим родственникам не подошел — значит, оставались в его сердце какие-то обиды или претензии…
Наверное, после развода — а может, и раньше — Лягины переселились на улицу Моховую, дом 1/9, минутах в десяти от прежнего места жительства. Пройдя по Рылеева, нужно справа обогнуть Спасо-Преображенский собор, выйти на улицу Пестеля (ранее — Пантелеймоновская), по ней перейти через Литейный проспект, именовавшийся тогда проспектом Володарского, затем свернуть в первую улицу направо — это и будет Моховая, и идти по ней до самой улицы Чайковского (до 1923 года — Сергиевской), на углу с которой и находится дом один дробь девять. Он расположен буквально в двух шагах и от Фонтанки, и от Невы, от набережной Жореса, которая совсем еще недавно была аристократической Французской набережной, а ранее, в XIX веке, именовалась Гагаринской.
Несколько лет спустя семья переехала на улицу Пестеля, — названную в честь сурового руководителя Южного общества декабристов, — в дом 7 (на этом доме теперь висит мемориальная доска памяти Героя Советского Союза Виктора Лягина). Маршрут нам уже знакомый: вниз по Моховой, а на первом перекрестке, перейдя на другую сторону — это и будет улица Пестеля, — повернуть направо и идти к набережной Фонтанки, не доходя до нее четырех домов. Напротив дома, на другой стороне улицы, — церковь Святого Пантелеймона, построенная в первой половине XVIII столетия в память побед петровского русского флота при Гангуте и Гренгаме. А если пойти из дома налево, к Фонтанке, то там, с другой стороны реки, находятся такие прекрасные и удивительные питерские места, как Летний сад, Марсово поле, Инженерный замок. Это вообще самый центр, сердце города.