Зрителям поступок Бориса не понравился. И они принялись недовольно свистеть.
Тогда Мясник всхрапнул, дёрнул башкой и попёр на меня, точно шерстяной танк. При этом его зрачки расширились, а мышцы будто налились силой. Он принялся активно месить кулаками воздух, пытаясь попасть по мне. А я лихорадочно отступал, порой блокируя удары противника.
Твою мать! Да этот портовый увалень явно умеет работать с аурой! Конечно, не на уровне паладина, но кое–что он может… Видать, самоучка. По книгам обучился или кто–то башковитый подсказал.
Дело приняло совсем дурной оборот. Запахло фиаско, братан. По правилам, в бою на кулаках нельзя было пользоваться магией или как–то иначе усилять себя. Но если жирдяй сейчас вырубит меня, то я хрен кому докажу, что он мухлевал.
Кажись, мне придётся пойти на риск и тоже нарушить правила.
Я начал привычно отрешаться от окружающего мира. Крики толпы ушли на второй план, превратившись в приглушённый рокот, напоминающий шум морского прибоя. А всего через миг в моём солнечном сплетении разлилось тепло. Это магия послушно откликнулась на мой призыв.
Однако хватит ли мне мастерства утихомирить этого лося безрогого? Ведь чем сложнее было магическое воздействие, тем больше оно требовало вспомогательных действий, вроде транса, пассов руками или пальцами, особого тембра голоса и нужных слов.
Благо, на моём противнике не было артефактов, защищающих от ментальных атак. А сам он казался довольно тупым малым. Подобные ребята в отличие от интеллектуально развитых людей легко поддавались магическому внушению. Бьюсь об заклад, что он даже не запомнит ментальной атаки. Она навсегда сотрётся из его воспоминаний.
Но смогу ли я завалить Мясника лишь с помощью транса и голоса? Мне нельзя было слишком явно демонстрировать свою силу, а то в этом гадском мире менталистам жилось совсем несладко. Поэтому я скрывал свой дар.
В теории, дымку моей магии мог заметить только опытный человек, знающий куда смотреть и что подмечать. А такие в зале вряд ли найдутся. Тут, конечно, были маги, но так — шелупонь. Вряд ли кто–то из них имел хотя бы тринадцатый, предпоследний уровень дара. К тому же все они были заняты лицезрением мордобоя, а не наблюдением за воздухом.
Так что я со спокойным сердцем уклонился от очередного удара Бориса, поймал взгляд его глаз с расширенными зрачками и зашептал:
— Ты устал… твои веки слипаются. На тебя накатывает сон… ты не можешь удержаться на ногах… твоё сознание окутывает туман… Спи… спи… спи…
После этих слов от моих рук отделилась невесомая, прозрачная дымка. Она была подобна мареву, которое в жаркий день колышется над горячим асфальтом.
Дымка шустро окутала голову мужика. И его глаза начали стекленеть, а веки медленно–медленно смыкаться и размыкаться.
Получилось! Мясник стал спотыкаться, а скорость его ударов снизилась в несколько раз!
Зрители же принялись улюлюкать и подбадривать Бориса. Они думали, что он выдохся. Но я‑то знал, что происходит. Нельзя упустить момент!
Стиснув зубы, я нанёс несколько жёстких ударов в башку Мясника. И он покачнулся, а затем рухнул на пол, едва не сломав доски. Нокаут! Да ещё какой! Борис даже не попытался приподняться. Он лежал кверху задом, точно боров, подстреленный метким охотником.
На складе воцарилась ошеломлённая тишина. Я услышал стук собственного сердца, разогнавшегося во время использования магии. А кто–то из зрителей в изумлении распахнул рот, выпустив из него кончик курительной трубки. Она с деревянным стуком упала ему под ноги. Народ был в шоке. Глаза выпучены, брови выгнуты, а челюсти болтались в районе груди. Да–а–а, шикарное зрелище, достойное кисти какого–нибудь прославленного художника.
Я довольно улыбнулся и требовательно посмотрел на рыжего мужика в потёртом фраке. Он стоял за пределами «ринга» и был кем–то вроде рефери.
Мужик справился с изумлением, втянул живот и пролез между канатами. Потом он поднёс к губам рупор, поднял мою руку и, заикаясь, объявил:
— Победил… победил… Майк Тайсон…
Соглашусь, звучный псевдоним. Но не под своим же именем мне сражаться в этой вонючей дыре?
Я ещё раз одарил публику голливудской улыбкой. А та вяло мне поаплодировала. Неблагодарные. И я с чувством лёгкого разочарования от холодности зрителей покинул «ринг». Протолкался сквозь толпу и двинулся в угол склада. Там за ширмой стояли два железных побитых ржавчиной шкафа, в которых висела одежда бойцов. А чуть в стороне — имелась раковина с мелкими сколами. Первым делом я подошёл именно к ней. Открыл кран с холодной водой и стал рьяно мыть руки с разбитыми костяшками, потное лицо и о подмышках не забыл.