Месяцы упорных занятий Виктора Васнецова в академии принесли свои плоды: в 1868 году молодой художник был удостоен двух наград – малых серебряных медалей ИАХ. Следующий 1869 год принес ему еще две малые серебряные медали. Благодаря своему несомненному таланту, исключительному трудолюбию, тщательности, с которой подходил к освоению учебных программ начиная с 1869 года, когда не прошло еще и двух лет с момента его официального поступления в Академию художеств, он стал представлять свои произведения на заметных выставках в Петербурге. Последовало одобрение и профессуры, и широкого зрителя. Виктор Васнецов обрел наконец бóльшую уверенность в себе, а его творческие работы становились все более самостоятельными по остроте трактовки замыслов и индивидуальности художественного языка. Однако ни напряженная учеба, ни насыщенная, полная разнообразными событиями художественная жизнь Петербурга, не могли заменить его родного края. Он скучал по Вятской земле, по родному селу и семье, при первой возможности возвращался туда, хотя бы совсем ненадолго.
1870 год оказался наполнен событиями как светлыми, так и скорбными. Он вновь получил награду – большую серебряную медаль ИАХ и, что было для него не менее важно и отрадно, познакомился с выдающимся педагогом Павлом Петровичем Чистяковым, совсем недавно вернувшимся из-за границы. Ранее он преподавал в Рисовальной школе Санкт-Петербурга, но с 1870 года начал педагогическую деятельность в Императорской Академии художеств, где ему было суждено обрести признание студентов и коллег, а также создать собственную педагогическую методику и ныне известную как «система Чистякова», актуальную для современной школы художественного мастерства. Виктор Васнецов так писал о методах преподавания своего учителя: «В основу ее [манеры] Чистяков клал изучение формы предметов в связи с рисунком, светотенью и колоритом… Чистяков шел в этом деле не от рисунка, а именно от формы. Он настаивал, чтобы она выражалась художником с одинаковой свободой, с какой бы точки зрения ни писался предмет. Он говорил: “Если художник пишет, например, голову в профиль, то должен делать так, чтобы чувствовать и другие ее части”»[78].
Павел Петрович стал наставником целой плеяды блистательных живописцев, очень разных, но вышедших из одного академического класса – класса Чистякова. Их имена по сей день занимают центральное место в истории отечественного реалистического искусства: Илья Репин, Михаил Врубель, Борис Кустодиев, Валентин Серов, Виктор Васнецов. Учитель чутко и безошибочно умел понять талант каждого из своих воспитанников и, жестко требуя освоения художественной «грамоты», бережно сохранял их индивидуальность. Требовательный наставник со свойственной ему иронией сравнивал студентов со щенками, впервые брошенными в воду, чтобы научить их плавать и заключал, что выплывают немногие, но уже если выплывут – живучи будут.
Столь резкие высказывания не противоречили его глубоко уважительному и доброжелательному отношению к ученикам, и потому закономерно, что у Васнецова каждая встреча с Павлом Петровичем отставляла ощущение душевного тепла, ясности и спокойствия: «Много тепла и света внесли в мою жизнь разговоры с Павлом Петровичем Чистяковым»[79]. То же подтверждают слова Владимира Стасова о взаимоотношениях умудренного жизненным и художественным опытом Павла Чистякова и только начинающего тогда свой путь в искусстве Виктора Васнецова: «П. П. Чистяков до такой степени был не педант и не академик по натуре своей, что не стал долее принуждать Васнецова к классичности, не стал требовать с него условных совершенств и хождения по академической струнке, – стал помогать ему идти вперед и развиваться, но вовсе не по рутинным, близоруким, беспощадным требованиям классной педагогики»[80].
Знакомство Виктора Васнецова с Чистяковым состоялось, что закономерно, в Академии художеств. Однажды в будний день 1870 года Павел Петрович, всегда живо интересовавшийся студенческими работами, особенно отметил графическую композицию «Княжеская иконописная мастерская»[81] и, внимательно изучив ее, спросил, кто автор? Студенты назвали фамилию, пока ему не знакомую: «Васнецов». Именно этот рисунок Васнецова, в настоящее время почти неизвестный, среди его ранних произведений особенно высоко оценивал критик Владимир Стасов, говоря, что в нем чувствуется «что-то необыкновенно русское, глубоко русское… И князь с благородным лицом и осанистой фигурой, стоящий, опершись на палку, в широкой шубе, с тяжелым крестом на груди и с изящной шапочкой на голове; и два боярина по сторонам: один из них – важный и величавый, другой – тонкий, хитряк и лисица; все трое стоят они перед громадною иконой… и другие бояре, рассматривающие другие иконы в углу; и мальчишка-ученичок, из страха перед князем залезший на верх лестницы под самый потолок; и монахи, и попы, и отроки-иконописцы – все это чрезвычайно исторично, национально и верно»[82].
77
Позднее было установлено, что авторство принадлежит не Агостино Карраччи, а историографу болонской школы маркизу Карло Чезаре де Мальвазиа.