Приехали редифы-резервисты. Они рассчитывали хорошо поживиться на новой войне с русскими. Но войны не случилось. И теперь редифы, помнящие еще 93-ю войну, жаждали золота, на которое они так рассчитывали. У каждого был свой конь, хороший карабин левантийского производства. Они носили единую форму со значками своего полка-орты. На левой руке красовался деревянный, обшитый буйволиной кожей щит. Вроде бы и анахронизм, но в бою он часто выручал лихих всадников.
Но больше всего было, конечно же, курдов. Они приходили племенами и кланами. Под предводительством богато одетых шейхов. Пестрой толпой валили курды в лагерь, разбитый шерифом Али. И тот рос не по дням, а по часам. Обрастал многочисленными палатками и шатрами, где жили нанятые им воины. А многие из них, те, кто победнее, так и вовсе спали на голой земле.
Шериф Али глядел, как стремительно пустеют баулы с золотом, оставленные Лоуренсом. Он уже набрал достаточно людей. Задержался только для того, чтобы узнать, кто этот самый жуткий шейх курдов. Ведь даже имя его произносить опасались. И вот теперь шериф видел, что он стоил дня задержки. Да и серебро, уплаченное в качестве аванса, не пропадет зазря. В отношении некоторых курдских шейхов у Али были сомнения. Но отчего-то в этом молчаливом, лысом гиганте он ничуть не сомневался.
Утром следующего дня огромный табор нанятых шерифом Али воинов снялся-таки с места. Отправился по следам отряда русских казаков. А тех неусыпно вели разведчики-убыхи.
Слух о том, что шериф Али собирает настоящую наемную армию в непосредственной близости от Стамбула, конечно же, быстро достиг ушей самого падишаха. А после покушения на его августейшую особу Абдул-Хамид стал крайне подозрителен. Да и в любое другое время падишах не оставил бы такого дела без внимания. И, естественно, это должен был учитывать в своих планах лорд Бредфорд. Британскому консулу совсем не нравилось отдавать столь значительную сумму, да еще золотом, в распоряжение майора Лоуренса. К тому же это повлечет за собой известные вопросы со стороны левантийцев. Даже если оправдать свои действия интересами Британии, а еще лучше всей Европейской коалиции, падишах имеет полное право узнать, какие интересы могут требовать формирования армии почти в тысячу человек. Да еще и под самыми стенами столицы чужого, хоть и дружественного, безусловно, государства.
Над ответом на этот крайне сложный вопрос лорд Бредфорд и думал, разглядывая приглашение на высочайшую аудиенцию. На листе тонко выделанной бумаги под строчками на двух языках красовалась тугра [24]самого Абдул-Хамида. Отказаться от аудиенции консул просто не мог. Времена, когда европейцы диктовали свою волю владыкам Леванта, давно минули. Вместе с Наполеоном Бонапартом и лордом Уильямом Питом. Это их люди при дворе падишаха Махмуда II могли творить, что хотели. Втягивать его государство в любые войны. Натравливать на Русскую империю, словно цепного пса. А после заставлять заключать с ней союзы уже из-за войны между Наполеоном и остальной Европой. Но те времена уже вряд ли получится вернуть. Несмотря на все влияние коалиции, падишахи Леванта давно думают своей головой. И с Абдул-Хамида может статься подослать Бредфорду убийцу, который приведет в исполнение страшный приговор падишаха. В утреннем кофе консула вполне может оказаться алмазная пыль. Умирать он после этого будет мучительно долго.
— От этих разведчиков больше хлопот, чем пользы, — вслух произнес лорд Бредфорд, аккуратно складывая послание падишаха. — Укатил себе в Африку, а мне что делать прикажете со всем его багажом.
В дверь трижды постучался старший из слуг лорда. Значит, до аудиенции остался час и Бредфорду пора собираться. Костюм консула был, конечно же, подготовлен еще в тот момент, когда пришло письмо с падишахской тугрой на конверте.
Тяжко вздохнув о своей дипломатической доле, Бредфорд покинул кабинет. Через четверть часа он сидел в карете, украшенной британскими львами. Ни мягкие подушки, на которые он откинулся, ни удивительно хорошая для мая погода в Стамбуле не радовали его. Все мысли были подчинены только одному — грядущей встрече с падишахом Леванта. И тем, что же говорить ему на этой встрече. Как назло в голове дипломата не было ни единой дельной мысли. По чести сказать, мыслей в ней не было никаких вовсе. Отчаянно хотелось хлебнуть хотя бы глоток виски из заветной фляжки. Он всегда носил ее с собой. Но вот уже три года не касался проклятого зелья. Слишком хорошо знал, что за первым глоточком последует второй, потом еще один, и еще, и еще. А там недалеко уже и до запоя, в который раньше периодически погружался. Однако, когда три года назад, запой едва не стоил карьеры лорду и привел его как раз на место консула в султанате, считавшееся в те годы чем-то вроде почетной ссылки, лорд одумался и отказался от зелья. Даже в праздники глотка себе не позволял. Но фляжку с крепким ирландским виски все время носил с собой. Не для того, чтобы отхлебнуть в самый тяжелый момент. Нет. Для того чтобы искушение всегда было рядом и напоминало о разрушительной гибельности своей.
24