В их глазах обитатели Двора были просто тараканами — где им до всесильного титана, именуемого Османской империей! Никто не знал, побеждают ли турки в своей далекой войне или терпят поражение. Но пока мужчин гнали на север, к границам с Россией, и они мерли как мухи по дороге к полям сражений, пришла весть, что в Басре высадились англичане и к евреям пришло избавление. Тем не менее воюющий гигант продолжал пожирать мужчин пачками. И тут какой-то жалкий еврейский Двор поднимается и восстает против целой империи! Все понимали тяжесть подобных действий и объединились в какой-то воинской солидарности — старики и юноши, женщины и мужчины, невестки и свекрови. Наджия кривила губы оттого, что никаких иллюзий на этот счет не питала. Лично она в братскую дружбу не верила — та нужна лишь ради выгоды воинствующих злодеев, когда они слабы. А после, когда беде придет конец, сильные снова вернутся и установят над Двором свое господство.
Ее не слушали. Пожилые напрягали все силы и кормили еще и семьи попрятавшихся мужчин. Малые дети, даже и шаля и играя, чутко следили за каждым необычным звуком или движением за пределами дома, чтобы не прозевать момент, когда нагрянет облава на мужчин. Азиза с Мирьям варили на всю ораву и вовсю эксплуатировали Викторию и двух сестер Рафаэля. Даже Тойю впрягли в работу и заставили взять на себя кое-какие обязанности.
Михаль как-то раз посмотрела на безрадостные лица молодых жен и постучала ложкой по перилам:
— Азури, мы совершаем грех, да простит нас Господь, большой грех!
Азури понурил голову.
— Мужчины сидят под землей, в темноте, гложут себя от страха. А на земле мучаются женщины. Предписание религии обязывает, Азури, обязывает…
Азури покраснел под своей «военной бородой». Такого он не ожидал.
— Это опасно. Турки устраивают внезапные облавы.
— Раз в неделю. И поставим стражу.
Мурад, брат Виктории, выскочил из ямы и, помывшись и поужинав по-царски, встал на стражу, как и прочие холостяки; он единственный не понимал, почему и зачем его поставили охранять женатых мужчин. В это время Эзра уже начал курить, тайком, стесняясь отца. Он уселся возле Мурада, затянулся сигаретным дымом и закашлялся. Зажал сигарету в зубах, потер руки и спросил своего двоюродного брата:
— Чуешь, а?
Мурад осторожно понюхал воздух вокруг себя. Он этого парня знал, знал, на какие номера тот способен.
— Ничего я не чую, и отвяжись.
— Как так! — удивился Эзра. — Это течет сейчас в каждой комнате, как липкий сок из фиников. Ты что, не видел мужских глаз и женских задниц?
Наивный парнишка не заметил ничего ни в глазах, ни в задницах и тоже закурил сигарету, желая лишь одного: чтобы этот вредина от него отцепился. Лицо его сделалось непроницаемым.
Эзра объяснил ему на мусульманском арабском:
— Нынче пихальная ночь.
— A-а, — ответил Мурад с видом знатока. И облегченно вздохнул, когда этот шутник наконец отчалил.
Час спустя он остановил дядю Дагура:
— Эзра тут что-то плел про пихальную ночь. Это что значит?
— Ночь траханья, сынок, — прямолинейно ответил Дагур. И не расхохотался своим грубым смехом лишь потому, что тут же подумал про Тойю и сердце наполнилось тревогой из-за всезнайства пройдохи Эзры, от которого добра не жди.
— Но что это значит, «траханье»?
Дагур, выпучив глаза, посмотрел на этого огромного младенца, и ему стало его жаль.
— Это такая идиотская игра, сынок. Мужчина кое-что дает женщине и уверяет ее, что без этого ей нельзя, но потом обязательно забирает у нее это обратно.
— Ни слова не понял.
Музыкант проявил терпение, вовсе ему не свойственное:
— Это такая идиотская игра, вроде игры в афикоман[25] в пасхальную трапезу.
Мурад, неукоснительно соблюдающий все предписания религии, возмущенно подпрыгнул:
— Афикоман вовсе не идиотская игра!
— Ты прав, — согласился Дагур. — Большинство мужчин считают, что и пихальная ночь — тоже игра, в которую стоит поиграть и даже ради нее умереть. А теперь будь добр, оставь меня в покое.
Молодые жены возвратились из бани раскрасневшиеся, пахучие. Некоторые выражали свои чувства в открытую, другие возбужденно похихикивали, как в канун праздника. Дети в этой приподнятой, радостной атмосфере шалили и веселились, как могли. И никто на них не покрикивал. Мужчины намылись-надраились, и прохаживались с этаким удовольствием, и говорили приятными голосами, будто нечто в их теле, натянутом как тетива, вдруг, перед долгожданной минутой замедлило свой бег. Даже Наджия почти улыбалась. В это утро она напала на след Саламана. Как оказалось, ужасы войны обошли его стороной. Он сидел себе спокойненько после того, как сладко вздремнул в синагоге. Набивая рот червивым изюмом и прошлогодним миндалем, он успокоил Наджию, сказав ей, что ее богатство выросло на четверть в золотой валюте, выросло за счет процентов, и опустил в дыру подкладки монету, которую она ему принесла. К вечеру она уже была уверена, что родит Азури младенца-сына, красивее которого Двор еще не видывал.
25
Афикоман — кусок мацы, съедаемый в конце пасхальной трапезы. По обычаю, хозяин прячет афикоман, и тот из детей, кто сумел его отыскать, получает приз или подарок.