Кавалер рыжей уплатил по счету.
– Ты в порядке? – спросил Луиджи у девушки, которая поправляла платок на голове. – Лу порядком тебя отделала – выдрала волосы с корнем.
– Да вовсе и не было больно, – небрежно сказала девица и улыбнулась ему. – Прости за свалку, Луиджи.
Компания ушла. Теперь бар был почти пуст. Я нашарил в карманах мелочь.
– Она просто молодчина, – одобрительно сказал Луиджи, наблюдая за закрывающейся дверью. Затем взял метлу и замел за прилавок пряди рыжих волос.
– Боль, должно быть, была ужасной, – сказал я.
– Я бы на ее месте так заорал! – признался Луиджи. – Но она просто молодчина – Томми-то!
– Вы хорошо ее знаете?
– Да, она здесь почти каждый вечер. Такертон ее звать, Томазина Такертон, если хотите полностью. Но тут ее кличут Томми Такер. Отвратно богата. Ее старик оставил ей целое состояние, а она что? Переезжает в Челси, живет в паршивой конурке близ Уондсворт-бридж и болтается с шайкой таких же, как она сама. Вот никак не пойму: у половины этой шайки есть деньжата. Они могли бы заполучить любой ништяк на свете, могли бы поселиться в «Ритце», если б захотели. Но они, похоже, кайфуют, живя так, как живут. Да… Вот никак этого не пойму.
– А вы бы сами что делали на их месте?
– Ну у меня-то есть голова на плечах! – сказал Луиджи. – А сейчас я просто зарабатываю как могу.
Я встал, чтобы уйти, и спросил, из-за чего началась ссора.
– А-а, Томми положила глаз на бойфренда той девчонки. А он не стоит того, чтобы из-за него драться, уж поверьте!
– Вторая девушка, похоже, уверена, что стоит, – заметил я.
– Ну, Лу очень романтичная, – толерантно отозвался хозяин.
У меня были другие представления о романтике, но я об этом промолчал.
Примерно спустя неделю мое внимание привлекло знакомое имя в колонках «Таймс», где печатаются извещения о смерти. «ТАКЕРТОН. 2 октября в Фоллоуфилдской частной лечебнице в Эмберли в возрасте двадцати лет скончалась Томазина Энн, единственная дочь покойного Томаса Такертона, эсквайра из Кэррингтон-парк, Эмберли, Суррей. На похороны приглашены лишь близкие. Цветы нежелательны».
Ни цветов для бедной Томми Такер, никакого больше кайфа от жизни в Челси. Я вдруг ощутил сострадание к разным томми такер наших дней. Но, в конце концов, напомнил я себе, откуда мне знать, что моя точка зрения правильна? Кто я такой, чтобы заявлять, что ее жизнь прошла впустую? Может, как раз моя жизнь, тихая жизнь ученого, погруженного в книги, оторванного от мира, тратится зря. Жизнь из вторых рук… Если быть честным, ловлю ли я от жизни кайф? Очень непривычная мысль! Конечно, по правде говоря, я и не желал ловить кайф. Но, с другой стороны, может, я должен этого желать? Непривычная и очень неприятная мысль.
Я выбросил из головы Томми Такер и обратился к своей корреспонденции.
В одном из писем моя двоюродная сестра Рода Деспард просила об одолжении. Я ухватился за него, поскольку нынче утром был не в настроении работать. А тут такой прекрасный повод отложить дела!
Я вышел на Кингз-роуд, поймал такси и поехал к своей приятельнице, Ариадне Оливер. Миссис Оливер была популярным автором детективных романов. Ее служанка Милли, отлично выдрессированный дракон, охраняла свою госпожу от вторжений из внешнего мира.
Я испытующе приподнял брови в невысказанном вопросе. Милли энергично кивнула.
– Ступайте прямиком наверх, мистер Марк, – сказала она. – Она с утра не в настроении; может, вам удастся ее встряхнуть.
Я поднялся по двум лестничным пролетам, легонько постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа.
Кабинет миссис Оливер был просторным, на обоях среди тропической зелени расселись экзотические птицы. Сама миссис Оливер в состоянии, близком к безумию, бродила по комнате, бормоча что-то себе под нос. Она бросила на меня быстрый равнодушный взгляд и продолжала блуждать. Обвела невидящим взором стены, выглянула из окна и вдруг зажмурилась, будто ей стало очень больно.
– Но почему, – вопросила миссис Оливер в пространство, – почему этот идиот не сказал, что видел какаду? Почему не сказал? Он же не мог его не видеть! Но если он об этом упомянет, всему конец. Однако должен же быть способ… Должен быть способ…
Она застонала, прочесала пальцами седые, коротко стриженные волосы и вдруг исступленно вцепилась в них. Затем, посмотрев на меня внезапно прояснившимся взглядом, сказала: